Онлайн книга «Илиада»
|
С криком пронзительным стал нападать он. Ахейцы и сами Негодовали в душе и ужасно царем возмущались. Тот же орал, обращаясь к Атриду с заносчивой речью: «Чем ты опять недоволен, Атрид, и чего ты желаешь? Меди полна твоя ставка, и множество в ставке прекрасных Женщин, — отборнейших пленниц, которых тебе мы, ахейцы, Первому выбрать даем, когда города разоряем. Золота ль хочешь еще, чтоб его кто-нибудь из троянских Конников вынес тебе для выкупа сына, который Связанным был бы иль мной приведен, иль другим из ахейцев? Хочешь ли женщины новой, чтоб с ней наслаждаться любовью, Чтоб и ее для себя удержать? Подходящее ль дело, Чтоб предводитель ахейских сынов вовлекал их в несчастье? Слабые, жалкие трусы! Ахеянки вы, не ахейцы! Едем обратно домой на судах! А ему предоставим Здесь же добычу свою переваривать. Пусть он увидит, Есть ли какая-нибудь и от нас ему помощь, иль нету. Вот он теперь оскорбил Ахиллеса, который гораздо Лучше его, и присвоил добычу, и ею владеет. Желчи немного в груди Ахиллеса, он слишком уступчив! Иначе ты никого, Атрид, обижать уж не смог бы!» Так говорил, оскорбляя Атрида, владыку народов, Буйный Ферсит. Но внезапно к нему Одиссей устремился, Гневно его оглядел, и голосом крикнул суровым: «Глупый болтун ты, Ферсит, хоть и громко кричишь на собраньях! Смолкни, не смей здесь один нападать на царей скиптроносных! Смертного, хуже тебя, полагаю я, нет человека Между ахейцев, пришедших сюда с сыновьями Атрея! Брось-ка ты лучше трепать языком про царей на собраньях, Их поносить всенародно и день сторожить возвращенья! Знает ли кто достоверно, как дальше дела обернутся, Счастливо, нет ли домой мы, ахейцев сыны, возвратимся? Здесь ты сидишь и владыку народов, Атреева сына, Злобно поносишь за то, что герои-данайцы Атриду Слишком уж много дают. За это его ты бесчестишь? Но говорю я тебе, и слова мои сбудутся точно: Если увижу еще раз, что снова дуришь ты, как нынче, — Пусть на себе головы одиссеевой плечи не держат, Пусть я от этого дня не зовуся отцом Телемаха, Если, схвативши тебя, не сорву с тебя милой одежды, Плащ и хитон твой и даже, что срам у тебя прикрывает, А самого не отправлю в слезах к кораблям нашим быстрым, Выгнав с собранья народного вон и позорно избивши!» Молвил и скиптром его по спине и плечам он ударил. Сжался Ферсит, по щекам покатились обильные слезы; Вздулся кровавый синяк полосой на спине от удара Скиптра его золотого. И сел он на место в испуге, Скорчась от боли и, тупо смотря, утирал себе слезы. Весело все рассмеялись над ним, хоть и были печальны. Так не один говорил, поглядев на сидящего рядом: «Право, хоть тысячи доблестных дел Одиссей совершает, Первый давая хороший совет иль на бой побуждая, Нынче однако он подвиг свершил изо всех величайший: Нынче бранчивого он крикуна обуздал красноречье! Впредь уж наверно навек подстрекать перестанет Ферсита Дерзкое сердце его на царей оскорбления сыпать!» Так говорили в толпе. Одиссей, городов разрушитель, С скиптром в руках поднялся. Совоокая рядом Афина, Вестника образ принявши, народ призывала к молчанью, Чтобы и в близких рядах, и в далеких ахейские мужи Слышали речи его и обдумать могли бы советы. Добрых намерений полный, взял слово и стал говорить он: «Царь Агамемнон! Тебе, о владыка, готовят ахейцы Страшный позор перед всеми людьми, обреченными смерти. Слово исполнить свое не желают, которое дали, Конепитательный Аргос для этой войны покидая: Лишь Илион крепкостенный разрушив, домой воротиться. Как несмышленые дети, как вдовы, они об одном лишь Шепчутся горестно, — как бы домой поскорее вернуться. Трудно, конечно, трудами пресытясь, домой не стремиться; Даже кто месяц один без жены остается, с досадой Смотрит на многоскамейный корабль снаряженный, который Зимние бури и моря волнение в пристани держат. Нам же девятый уж год исполняется круговоротный, Как пребываем мы здесь. Не могу обвинять я ахейцев, Что близ судов крутобоких горюют они. Но позорно Ждать нам и здесь без конца и домой без победы вернуться. Нет, потерпите, друзья, подождите немного, чтоб знать нам, Верно ль гадатель Калхас нам предсказывал, или неверно. Твердо мы помним его прорицанье, — свидетели все вы, — Все, кто еще не настигнут свирепыми Керами смерти. Вскорости после того, как ахейцев суда собираться Стали в Авлиде, готовя погибель Приаму и Трое, Мы, окружая родник, на святых алтарях приносили Вечным богам гекатомбы отборные возле платана, Из-под которого светлой струею вода вытекала. Знаменье тут нам явилось великое: с красной спиною Змей ужасающий, на свет самим изведенный Зевесом, Из-под алтарных камней появившись, пополз по платану. Там находились птенцы воробья, несмышленые пташки, На высочайшем суку, в зеленеющих скрытые листьях, Восемь числом, а девятая мать, что птенцов породила. Жалко пищавших птенцов одного за другим поглотил он, Мать вкруг дракона металась, о милых печалуясь детях. Вверх он взвился и схватил за крыло горевавшую птичку. После того, как пожрал он птенцов воробьиных и мать их, Сделало смысл появленья его божество очевидным: Сын хитроумного Крона тотчас превратил его в камень. Все мы, в безмолвии стоя, дивились тому, что случилось: Вышло на свет ведь при жертве ужасное чудище божье. Тотчас тогда, прорицая, Калхас обратился к ахейцам: «Длинноволосых ахейцев сыны, отчего вы молчите? Знаменьем этим событье являет нам Зевс промыслитель, — Позднее, с поздним концом, но которого слава не сгинет. Так же, как этот сожрал и птенцов воробьиных, и мать их, — Восемь числом, а девятую мать, что птенцов породила, — Столько же будут годов воевать и ахейцы под Троей, Широкоуличный город однако возьмут на десятом». Так говорил он тогда. И теперь исполняется это. Что ж, остаемся, ахейцы красивопоножные? Будем |