Онлайн книга «Илиада»
|
В дом возвратиться к себе, в дорогую отцовскую землю, Радость принесть и супруге любимой, и малому сыну». Так говорил он. Но Гектор ему ничего не ответил. Бурно пронесся вперед, чтоб как можно скорее ахейцев Прочь отогнать и у многих копьем своим души исторгнуть. Равного ж вечным богам Сарпедона друзья посадили В поле, под дубом прекрасным эгидодержавного Зевса. Вытащил вон из бедра ясеневую острую пику Мощный Пелагон, который товарищем был его милым. И отлетела душа, и глаза его тьмою покрылись. Вскоре однако вздохнул, и дыхание ветра Борея Дух его вновь оживило, дышавший нечасто и тяжко. Перед Аресом ахейцы и Гектором меднодоспешным К черным своим кораблям быстроходным назад не бежали, Но и вперед не бросалися в бой; отступая, все время Медленно шли, лишь узнали, что грозный Apec меж троянцев. Кто же был первый и кто был последний, оружьем которых Гектор, рожденный Приамом, и медный Apec овладели? Богу подобный Тевфрант, с ним вместе Орест конеборец, Трэх, этолийский копейщик, Гелен Энопид с Эномаем И опоясанный пестроблестящей повязкой Оресбий, Муж, обитающий в Гиле, усердный стяжатель богатства, Около озера живший Кефисского, где и другие Жили мужи-беотийцы, владельцы богатых участков. Но не укрылось от глаз белолокотной Геры богини, Как аргивян меднолатных в могучем бою они губят. Быстро со словом крылатым она обратилась к Афине: «Необоримая дочь Эгиоха-Кронида, беда нам! Право, напрасно с тобой обнадежили мы Менелая, Что разрушителем Трои высокой домой он вернется, Раз позволяем свирепствовать так мужегубцу Аресу! Дай-ка подумаем также и мы о сражении бурном!» Так говорила, и с ней согласилася дева Афина. Тотчас сама устремилась коней запрягать златосбруйных Дочерь великого Крона, богиня старейшая Гера. Геба ж с боков колесницы набросила гнутые круги Медных колес восьмиспичных, ходящих по оси железной. Ободы их — золотые, нетленные, сверху которых Плотные медные шины наложены, диво для взора! Окаймлены серебром по обоим бокам их ступицы. Кузов же сам на ремнях золотых и серебряных крепких Прочно лежит, и дугою два поручня тянутся сверху. Дышло же из серебра. К окончанью его привязала Геба ярмо золотое, к ярму же — нагрудник прекрасный, Весь золотой. Под ярмо подвела лошадей своих быстрых Гера-богиня, пылая желаньем вражды и убийства. Дочь между тем Эгиоха-Кронида в чертоге отцовском [41] Мягкий свой пеплос сняла и струей его на пол спустила, — Пестроузорный, который сготовлен был ею самою. Вместо него же надевши хитон молневержца Зевеса, Для многослезного боя в доспехи она облеклася. Плечи себе облачила эгидой, богатой кистями, Страшною; ужас ее обтекает венком отовсюду, Сила в ней, распря, напор, леденящая душу погоня, В ней голова и Горгоны, чудовища, страшного видом, Страшная, грозная, Зевса эгидодержавного чудо. Шлем свой надела, имевший два гребня, четыре султана; Образы ста градоборцев тот шлем золотой украшали, В яркую став колесницу, тяжелой, огромной и крепкой Вооружилася пикой, сражавшей фаланги героев, Гнев на себя навлекавших богини могучеотцовной. Гера проворно бичом погнала лошадей быстроногих. Сами собой распахнулись у неба ворота, где Орам Вверено стражу нести для охраны Олимпа и неба, Вход открывать и опять загораживать облаком плотным. В эти ворота богини коней своих быстрых погнали. Вскоре нашли они Зевса. Один, вдалеке от бессмертных, На высочайшей из многих вершин олимпийских сидел он. Там удержала коней белорукая Гера богиня И к высочайшему Зевсу-Крониону так обратилась: «Не негодуешь ты, Зевс, на такие злодейства Ареса? Скольких мужей — и каких! — погубил он в ахейском народе, — Не по-хорошему, даром. Скорблю я, тогда как Киприда А Аполлон сребролукий спокойно душой веселятся, В бой подстрекнув дурака, над которым не властны законы. Зевс, наш отец! На меня раздражишься ты, если Ареса Я прогоню из сраженья, его исхлеставши позорно?» Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион: «Лучше пошли на Ареса добычницу деву Афину: Больше привыкла она повергать его в тяжкие скорби». И не была непослушна ему белорукая Гера. Коней хлестнула бичом. Не лениво они полетели, Между землею паря и усеянным звездами небом. Сколько проникнет в пространство воздушное взор человека, В даль винночерного моря глядящего с вышки дозорной, Столько захватят прыжков громкоржущие кони бессмертных. Прибыли вскоре они к Илиону, к струящимся рекам, К месту, где струи сливают свои Симоент со Скамандром. Там удержала коней белорукая Гера богиня, Их отпрягла и туман вкруг коней разлила непроглядный; На берегу Симоент им амвросию вырастил в пищу. Двинулись обе, походкой подобные робким голубкам, [42] Жарким пылая желаньем прийти к аргивянам на помощь. Прибыли к месту они, где всех больше мужей наилучших Было; стояли вкруг силы они Диомеда героя, Коней смирителя, львам плотоядным подобные видом Или же злым кабанам, обладающим силой немалой. И закричала на них белорукая Гера, принявши Образ могучего Стентора, медноголосого мужа; Так он кричал, как зараз пятьдесят человек бы кричало: «Стыдно, ахейцы! Вы трусы! Лишь с виду достойны вы чести! Прежде, когда еще в битвы вступал Ахиллес благородный, — Нет, никогда из Дарданских ворот не дерзали троянцы Выступить: все трепетали его сокрушительной пики. Нынче ж далеко от стен пред судами троянцы воюют!» Так говоря, возбудила и силу, и мужество в каждом. А совоокая дева Афина пошла к Диомеду. Близ колесницы с конями стоял Диомед, охлаждая |