Онлайн книга «Любовники в заснеженном саду»
|
Никаких слез в цепких птичьих глазах секретарши не было — одно лишь трусливое желание вырвать из окаменевший памяти личного шофера Корабельникоffа всех латинских любовников, стерв, нимфоманок и стяжательниц. Все те эпитеты, которыми шустрая ненависть Нонны Багратионовны успела наградить покойную Марину Корабельникову. — И о чем они спрашивали? — Большей частью о Мариночке… Ну и Корабельникоffе, соответственно… И еще об этой… О ее телохранительнице. Но вы же знаете, с ними я почти не общалась… Только на свадьбе и была… Ведь знаете, Никита? — Да, конечно… — Ужас… Просто ужас… И зачем было такую те л охранительницу нанимать?… Действительно, зачем?… — Даже не представляю, что теперь с ним будет, с Окой Алексеевичем… Не приведи господи никому такого испытания… — Да, не приведи господи, — отделался общей фразой Никита. Нонна Багратионовна сунула чашку кофе Никите под нос, выкатилась из-за своего стола, подбежала к двери и выглянула в коридор. Удовлетворившись произведенной инспекцией, она вернулась и уселась против Никиты. Теперь, фривольно забросив нога на ногу, она больше не казалась юдолью всех скорбящих, а запах, исходящий от нее (звездчатый анис помноженный на белый мускус и иланг-иланг), стал и вовсе непристойным. И живо напомнил Никите веселые кварталы в Амстердаме, куда он впервые попал много лет назад, еще не будучи знакомым с Ингой. Если бы сейчас секретарша сбросила платье, щелкнула застежкой лифчика и провела образцово-показательный сеанс стриптиза, Никита нисколько бы не удивился. Но стриптиз в планы Нонны Багратионовны не входил. Она всего лишь заговорщицки вытянула нос в сторону Никиты и пропела: — А вообще, скажу я вам… «Неужели, собаке — собачья смерть? — грустно подумал Никита, — Нонна Багратионовна, Нонна Багратионовна, нужно быть великодушной…» — А вообще, скажу я вам, Никита… Что-то подобное я предполагала… Говорят, у нее были шашни с этой ее телохранительницей… — Шашни? — Ну да… Шуры-муры… Хоть в этом я не ошиблась… — В чем? — В том, что ей нравятся темненькие… А брюнетка или брюнет — это уже детали. Нюансы… Тип-то один… Бедняжка Ока Алексеевич… Такой удар, такой удар… Пригрел же змею на груди… Извращенку… Кофе в глотку Никите не полез. А все потому, что не в меру возбудившаяся Нонна переложила сахару. * * * …Никиту вызвали лишь к часу дня. Обходительный молодой человек, представившийся «следователем городской прокуратуры Кондратюком», задал ему несколько вопросов, на которые получил четкие и исчерпывающие, хотя и слегка подмороженные ответы. — Вы хорошо знали Марину Корабельникову? — Нет. Я — шофер ее мужа, а его машиной она пользовалась редко. У нее была своя. — Когда вы в последний раз видели ее? — Вчера вечером, перед отъездом шефа. Я отвозил его в аэропорт. На мюнхенский рейс. — Значит, Корабельников улетел именно этим рейсом? В ноль пятнадцать? — Ну, если человеку нужно в Мюнхен, он ведь не будет лететь в Объединенные Арабские Эмираты, правда же? — не выдержал Никита. — Понятно. Значит, вы проводили шефа и вернулись в город? — Да. Я проводил шефа и вернулся в город. — Но на стоянку компании машину так и не поставили? — Нет. Я не всегда оставляю ее на стоянке. Ока Алексеевич достаточно демократичный человек, он позволяет мне пользоваться машиной… В… скажем, неслужебное время. По брезгливо-юному безволосому лицу следователя Кондратюка змеей проползла сардоническая улыбка. А желваки на скулах заходили ходуном: приступ классовой ненависти, не иначе. Э-э, братан, да ты якобинец, и, доведись тебе родиться в другое время, ты исправно бы отправлял на гильотину зажравшуюся аристократию… — Шестисотый «Мерседес» в нерабочее время… И зачем же вам нужен «Мерседес»? Девочек катать? — сострил следователь. — Я женат… — Одно другому не мешает… Значит, вчера вы в компанию не вернулись… А куда направились после аэропорта? — Это валено? — Вопросы здесь задаю я. — Посидел в кафе… — Каком? — Щенок из прокуратуры решил отыграться на Никите по полной программе. — «Идеальная чашка». Средний проспект Васильевского острова. — Неподалеку от Пятнадцатой линии, так? — Неподалеку, — с готовностью подтвердил Никита. — Я и сам живу неподалеку. На Пятнадцатой угол Малого… — Сколько вы просидели в кафе? — Время я не засекал… Может быть, час… Может, больше. — А потом? Отправились домой? — Не совсем. К приятелю. Он живет рядом с «Прибалтийской». На Морской набережной. — К приятелю в столь поздний час? У вас нелады с женой? — топорщащиеся волосики Кондратюка потрескивали (очевидно, от осознания собственного величия), а крылья носа вздрагивали, как у гончей, почуявшей добычу. Но добыча так просто сдаваться не хотела. Она бесхитростно путала следы и смотрела на следователя пустыми, равнодушными глазами. — Почему нелады? Лады… Просто я обещал приятелю заехать. Вот и заехал… — А в квартире Корабельникова вы бывали? — Бывал… И даже довольно часто. Пока шеф не женился. — А потом? — Потом — перестал бывать. Так, заезжал пару раз с поручениями от хозяина. И все. — Почему? — Не знаю. Корабельников меня не приглашал. — А раньше приглашал? — Раньше приглашал. — А когда вы были там последний раз? Последний раз… Он еще не скоро выветрится из головы, этот последний раз. И еще долго его будет преследовать тело Мариночки, так похожее на тело Инги… Тело Мариночки в стоячей розовой воде. — Так когда вы были там последний раз? Затрудняетесь вспомнить? — Почему же… Вчера. Вчера и был. — Господи, неужели это было лишь вчера?… — После того как отвезли Корабельникова в аэропорт? — Зачем?… Днем. Я отвозил подарки. Вчера у хозяйки был день рождения, если вы не в курсе. Подарков набралась целая гора… От подчиненных Оки Алексеевича. Он попросил меня отвезти, и я отвез. — А потом? — А что — потом? Оставил презенты в прихожей и вернулся за шефом. Вместе мы поехали в его загородный дом, на вечеринку в честь дня рождения Марины… Жены Корабельникова… — Вы оставили подарки в квартире… |