Книга Битвы божьих коровок, страница 12 – Виктория Платова

Пацюк не выдержал и улыбнулся: надо же, какая лапотная невинность! Даже обручальное кольцо от нее не спасает!

— Не обращайте внимания, Настя. Выкладывайте вашу новость.

Настя поерзала на стуле, чудовищно изогнулась и нашла наконец выгодный ракурс: теперь в поле ее зрения оставался только Пацюк с недоеденной тарелкой “пелло”.

— Я перебирала вещи брата…

Что ж, вполне почтенное занятие, подумал стажер, перетирая челюстями огрызки ананасов. Как раз в ключе рачительной хозяйки: ни одна запонка не должна закатиться, ни одна пуговица не должна потеряться, даже нитка от пуговицы не имеет права пропасть. Таких рачительных хозяек из глубинки нужно приглашать на должность служебно-разыскных собак. Ничто от них не укроется.

— Я перебирала вещи брата… И в его куртке нашла вот это.

Она протянула Пацюку конверт. Тот вытер пальцы о брюки и осторожно достал листок.

"ЕСЛИ БУДЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ СОВАТЬ СВОЙ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА, ТО ОЧЕНЬ СКОРО МОЖЕШЬ ЕГО ЛИШИТЬСЯ”.

Пока стажер изучал надпись, Настя не спускала с него глаз.

— Что скажете? — спросила наконец она.

Господи, ну что он мог сказать? Какого черта вы полезли в тряпки, Анастасия Кирилловна? Или — занимались бы лучше сельским хозяйством, Анастасия Кирилловна? Или — заказали бы молебен по братцу, предали бы его земле и на этом успокоились? А у нас и без вашего повешенного шесть “висяков” на отделе. Так что не будем усугублять положение, дорогуша!

Но ничего подобного Пацюк не сказал. Напротив, поднатужился и придал своей физиономии сочувственно-заинтересованный вид.

— А вы что скажете, Настя?

— Я думаю, ему угрожали, — запинаясь на каждом слове, произнесла она. И сама ужаснулась произнесенному.

— Ну-у… Я бы не торопился трактовать записку именно так.

— А как? Скажите, как еще ее можно трактовать? Ему угрожали, он чего-то боялся…

— Откуда вы знаете, что он чего-то боялся? Он сообщал вам об этом?

— Нет, но… Следователь говорил мне, что дверь в его квартиру вскрывали. Что она была заперта на все замки. И на щеколду. Окно тоже было закрыто. А телефонный шнур перерезан. Кирилл якобы сам его перерезал.

— Подождите… — Пацюк сморщил лоб, припоминая оперативно-следственную тусню в квартире. Телефон Лангера действительно не работал. — А вы откуда мне звонили?

— Из автомата. Он там, на углу.

— Понятно.

— Ему угрожали, — снова повторила Настя.

— Ну хорошо. Допустим. А надпись на стекле? А рисунки на стенах? Вы думаете, это тоже как-то связано с угрозами?

Несчастная сестра сникла.

А Пацюк торжествующе доел последний кусок свинины. Попалась, дамочка! Ничтоже сумняшеся хотела повести следствие по кривой дорожке, прямиком к статье 110 УК РФ, как сказал бы следователь Забелин.

Доведение до самоубийства. Наказывается лишением свободы на срок от трех до пяти лет.

Но ничего не выйдет. Дело закрыто. И теперь совершенно не важно, то ли божьи коровки привели парнишку к подметному письмецу, то ли подметное письмецо вызвало к жизни божьих коровок. Факт остается фактом: Кирши Лангер сам наложил на себя руки.

— Ему угрожали… — в который раз повторила Настя.

— И поэтому он разбил аппаратуру в доме, — мягко напомнил ей Пацюк. — Никуда не выходил на протяжении нескольких дней и разрисовывал стены…

— А вы откуда знаете? Про несколько дней?

— Его подруга дала показания. Сказала, что не видела его какое-то время. На телефонные звонки он не отвечал. На звонки в дверь — тоже.

Настя подперла ладонью подбородок и задумалась.

— А почему она обратилась в милицию?

— Не понял? — Теперь уже Пацюк поставил подбородок на ладонь.

— Что же тут непонятного? Ведь прошло-то всего несколько дней. Человек мог просто уехать к друзьям. Или еще что-нибудь… А она сразу побежала в милицию… Они ведь не были мужем и женой, правда?

Пацюка передернуло: только этого не хватало. Женщина, подобная Мицуко, не должна принадлежать никому, она не создана для яичниц по утрам, стеганого халата и вялых супружеских поцелуев в щеку.

— Нет, мужем и женой они не были.

— А она тем не менее обратилась в милицию. Значит, подозревала, что, может, не все в порядке. Я права?

— Увы, — Пацюк развел руками. — Если она и подозревала, то совсем другое.

— Что же?

Пацюк выразительно повертел пальцем у виска.

— Вы понимаете? Девушка стала замечать, что в последнее время с вашим братом начало твориться что-то неладное.

На глазах несчастной Насти выступили слезы, и стажер выругался про себя: не стоило ему усугублять страдания родственницы. Но спустя несколько секунд разразилась настоящая гроза: то, что он вначале принял за кроткие слезы отчаяния, на самом деле оказалось слезами ярости. Да, именно так: Настю душила ярость.

— Я никогда не поверю в то, что мой брат был сумасшедшим…

— Зачем же такие крайности? Возможно, это была всего лишь глубокая депрессия… А в такие минуты человек способен на все. И потом: пограничные состояния, они характерны для нашего времени. Вот взять, к примеру, вас. Разве вы всегда пребываете в хорошем расположении духа?

Ответ крестьянки оказался достойным книжки “Практическая психология”.

— Мне некогда пребывать в расположении духа. Ни в хорошем, ни в плохом. У меня пять коз, парники, сад и виноградник. А еще муж и сын. Я хочу поговорить с этой девушкой.

Ну наконец-то! Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Пацюк не выдержал и расплылся в дурацкой улыбке.

— Думаю, это можно устроить.

— Прямо сегодня.

— Хорошо.

— Тогда пойдемте отсюда.

Оставив в “Камасутре” 169 рублей 45 копеек, Пацюк и Настя вышли из кафе.

— Вас подвезти к дому? — вежливо спросил стажер.

— Нет. Я просто хочу понять… Вы разговаривали только с этой девушкой? Не нашли никого из его знакомых? Я видела его записную книжку, там есть несколько телефонов…

Пацюк хмыкнул и принялся терзать переключатель “дворников”. Хотя не было никакого намека на дождь.

Чертова баба, кажется, он ее недооценил! Но разве можно было предположить в этой белобрысой, изуродованной полевым загаром простушке такую недеревенскую хватку? Еще вчера она была совсем другой: кроткой, как овца, и плаксивой, как латиноамериканский сериал. Впрочем, и представления о жизни были у нее вполне латиноамериканские: в родной семье все должны быть физически и душевно здоровы. Никакого намека на шизофрению, параноический бред или заячью губу. Максимум, что можно себе позволить, — это временная амнезия и такая же временная потеря ребенка. Но к концу повествования память обязательно должна вернуться, а возлюбленное чадо — найтись…