Книга Пентаграмма, страница 82 – Ю Несбе

Он смотрел на Беату, и улыбка становилась все шире и шире.

— Всего хорошего, — попрощалась она.

Оказавшись на улице, Бьёрн Холм вздрогнул, сам не понимая почему.

Клаус Торкильсен направил в лицо оба вентилятора, но те лишь гнали на него все тот же душный воздух. Он ткнул пальцем в толстый экран. Внутренний телефон службы криминалистической экспертизы. Абонент только что окончил разговор. Уже в четвертый раз ему звонили с одного и того же номера. Разговоры были непродолжительные.

Он дважды щелкнул по этому номеру, чтобы получить сведения об абоненте. На экране появилось имя. Двойной щелчок по имени — высветились адрес и место работы. Потом он набрал номер, на который ему было велено звонить, если появится какая-нибудь информация.

— Алло? — подняли трубку на том конце.

— Это Торкильсен из «Теленора». С кем я говорю?

— Не задавайте лишних вопросов, Торкильсен. Что вы хотите нам сообщить?

Торкильсен почувствовал, что рубашка прилипла к подмышкам.

— Я тут кое-что проверил, — начал он. — Мобильный телефон этого Холе найти невозможно: он постоянно перемещается, но есть другой номер, с которого несколько раз звонили на Кьёльберг-гате.

— Да? Чей он?

— Номер принадлежит некоему Эйстену Эйкеланну. Он зарегистрирован как таксист.

— Ну и что?

Торкильсен оттопырил нижнюю губу и попытался сдуть капельки, собравшиеся на запотевших очках.

— Я подумал о возможной взаимосвязи между таксистом и телефоном, который постоянно перемещается по городу.

На том конце молчали.

— Алло? — позвал Торкильсен.

— Информация принята, — сказал голос. — Продолжайте слежение, Торкильсен.

Когда Бьёрн Холм и Беата заходили в здание на Кьёльберг-гате, у нее зазвонил телефон.

Она быстрым движением вытащила его из-за пояса и, посмотрев на экран, прижала к уху.

— Харри? Пусть Сивертсен задерет левую штанину. У нас есть фото велосипедиста в маске с коричневым пакетом перед фонтаном, она была сделана в полшестого в прошлый понедельник. У велосипедиста на коленке пластырь.

Бьёрн еле поспевал за своей начальницей — они шли по коридору. Беата завернула в кабинет.

— Ни пластыря, ни раны? — переспросила она. — Да нет, это ничего не доказывает. К твоему сведению: Андре Кляузен с большой долей вероятности подтверждает, что именно велосипедиста на фото он видел у «Халле, Тюне и Веттерлида».

Она села за письменный стол.

— Что?

Бьёрн Холм увидел, как она смешно хмурит брови.

— Вот как. — Она отложила телефон и посмотрела на него, будто не веря тому, что только что услышала. — Харри говорит, что знает, кто совершил все эти убийства.

Бьёрн не ответил.

— Проверь, свободна ли лаборатория, — сказала она. — Нам подбросили новую работу.

— Какую работу? — осведомился Бьёрн.

— По-настоящему дерьмовую.

Эйстен Эйкеланн сидел в такси на стоянке неподалеку от Санктхансхёуген и, полуприкрыв глаза, смотрел на длинноногую девушку, которая сидела в кресле на тротуаре перед «Явой» и обогащала свой организм кофеином. Шума кондиционера не было слышно из-за громкой музыки, раздававшейся из наушников.

«Faith has been broken, tears must be cried…»

Злые языки утверждали, что автор этой песни — Грэм Парсонс, а Кит и «Роллинг Стоунз» украли ее для альбома «Липкие пальцы», пока были во Франции, пытаясь всеми мыслимыми и немыслимыми способами прослыть гениальными.

«Wild, wild horses couldn't drag me away…»

Эйстен вздрогнул: одна из задних дверей открылась. Человек, наверное, незаметно подошел сзади, выйдя из парка. В зеркале Эйстен увидел загорелое лицо с мощными челюстями, глаза закрывали зеркальные солнечные очки.

— До Маридальского озера. — Голос был приятным, но в нем чувствовались командные нотки. — Если не затруднит.

— Да нет, — пробормотал Эйстен.

Он выключил музыку, в последний раз затянулся и выбросил окурок из окна.

— Куда именно к озеру? — спросил он.

— Поехали, потом скажу.

Они поехали вверх по Уллеволсвейен.

— Обещали дождь, — попытался завязать разговор Эйстен.

— Потом поговорим, — отрезал голос.

«Это вместо чаевых», — подумал Эйстен.

Через десять минут позади остались многоэтажные дома, и они оказались среди двориков и домиков близ Маридальского озера. Этот переход от города к деревне всегда ему нравился, а однажды пассажир-американец даже спросил его, не проезжают ли они музей под открытым небом.

— Там дальше можешь повернуть налево, — сказал голос.

— В лес? — спросил Эйстен.

— Да, конечно. Что ты нервничаешь?

Эйстен снова взглянул в зеркало, но мужчина пересел, и теперь можно было видеть только половину его лица.

Сбавив скорость, Эйстен включил левый поворотник и свернул на гравиевую дорожку, поросшую травой.

Что-то ему не понравилось.

С обеих сторон дороги ветки, играя на свету зелеными листьями, словно приглашали их в чащу. Эйстен ударил по тормозам. Колеса в последний раз шаркнули по гравию, и машина остановилась.

— Извините, — сказал он зеркалу. — Недавно чинил ходовую часть. К тому же здесь мы не ездим. Если хотите, я могу позвонить — и пришлют другую машину.

Казалось, человек на заднем сиденье улыбается. По крайней мере, одной половиной лица.

— А с какого телефона ты собираешься звонить, Эйкеланн?

Эйстен почувствовал, как волосы на шее встали дыбом.

— С собственного? — прошептал голос.

Мозг Эйстена лихорадочно перебирал варианты ответов.

— Или с телефона Харри Холе?

— Не понимаю, о чем вы, мистер. Дальше я не поеду.

Человек рассмеялся:

— Мистер? Ты ошибаешься, Эйкеланн.

Эйстен хотел было сглотнуть подступивший к горлу ком, но сдержался:

— Слушайте, раз уж я вас не довез, куда нужно, можете не платить. Выходите, а я пока вызову другую машину.

— Если верить твоему личному делу, ты головастый, Эйкеланн. Так что, думаю, понимаешь, что мне нужно. Ненавижу штампы, но я добьюсь своего во что бы то ни стало, и ты сам можешь выбрать: по-хорошему или по-плохому.

— Не понимаю, о чем… ай!

Человек ударил Эйстена по затылку, чуть выше шеи, и он, невольно подавшись вперед, с удивлением заметил, что глаза наполняются слезами. Не из-за боли — нет, этот удар был из тех, которыми обмениваются в школе, готовя настоящие побои на потом. Но слезные железы, наверное, уже поняли то, что отказывался признать мозг: начались серьезные проблемы.