Онлайн книга «Спаситель»
Беата обратилась к экрану, где появилось изображение — Христо Станкич перед банкоматом. — Например, мы в состоянии сделать вот так. На экране как бы разворачивался замедленный фильм. — Вы почти не замечаете изменений. Мельчайшие мышцы сжимаются и натягиваются. Результат мелких движений мышц — перемена выражения лица. Вправду ли лицо меняется так сильно? Нет, однако та часть мозга, которая распознает лица, — fusiform girus — необычайно восприимчива к самым крохотным изменениям, ведь ее задача — дифференцировать тысячи физиологически одинаковых лиц. Благодаря постепенному тонкому изменению напряжений лицевых мышц получается как бы лицо другого человека. А именно вот такое. Кадр на экране замер. — Алло! Земля вызывает Марс! Харри узнал голос Магнуса Скарре. Кто-то хихикнул. Беата покраснела. — Прошу прощения, — буркнул Скарре и весело огляделся по сторонам. — Это по-прежнему Станкич? Научная фантастика отдыхает, парень, который напрягает одни мышцы, расслабляет другие и оттого становится неузнаваем, это, по-моему, уже мистика какая-то. Харри хотел вмешаться, но раздумал. Пристально посмотрел на Беату. Десять лет назад подобная реплика напрочь бы выбила. Беату из колеи и ему пришлось бы разруливать ситуацию. — Тебя пока что не спрашивают, — отрезала Беата, щеки у нее все еще горели. — Но раз у тебя такое впечатление, приведу пример, который ты наверняка поймешь. — Ой-ой! — воскликнул Скарре, примирительно подняв руки. — Я вовсе не имел в виду тебя лично, Лённ. — Когда люди умирают, наступает, как известно, rigor mortis, — продолжала Беата, с виду невозмутимо, но Харри заметил, что она раздула ноздри. — Мышцы тела, и лица в том числе, коченеют. Результат тот же, что и при их напряжении. И какова же типичная реакция, когда близкие должны опознать труп? В наступившей тишине слышалось только, как в проекторе жужжит вентилятор. Харри уже заулыбался. — Они его не узнают, — произнес ясный громкий голос. Харри не заметил, как вошел Гуннар Хаген. — Нередкая проблема на войне, при опознании солдат. Они все в форме, и порой даже товарищи из их собственного подразделения для полной уверенности вынуждены проверять личные жетоны. — Спасибо, — сказала Беата. — Ну что, Скарре, так понятнее? Скарре пожал плечами, Харри услыхал громкий смешок. Беата выключила проектор. — Пластичность, или подвижность, лица очень индивидуальна. Кое-что можно натренировать, а кое-что, по-видимому, обусловлено генетически. Одни не могут дифференцировать правую и левую половину лица, другие с помощью тренировки способны добиться, чтобы все мышцы действовали независимо одна от другой. Как пианист-виртуоз. Называется это гиперподвижностью, или visage du pantomime. Зарегистрированные случаи указывают на то, что это сугубо наследственно, что эту способность человек развил в ранней юности или вообще ребенком и что люди с крайней степенью гиперподвижности нередко страдают нарушениями личности или подростками испытали тяжелые травмы. — Вы хотите сказать, мы имеем дело с сумасшедшим? — спросил Гуннар Хаген. — Моя специальность — лица, а не психология, — сказала Беата. — Но в любом случае это не исключено. Харри? — Спасибо, Беата. — Харри встал. — Теперь вы немного больше знаете о том, с кем имеете дело, ребята. Вопросы? Да, Ли? — Как поймать такое существо? Харри и Беата переглянулись. Харри кашлянул: — Понятия не имею. Знаю только, что все это кончится не раньше, чем он выполнит свою работу. Или мы свою. В кабинете Харри ожидало сообщение: звонила Ракель. Он сразу же ей перезвонил, чтобы не углубляться в раздумья. — Как идут дела? — спросила она. — Прямиком в Верховный суд. — Эту поговорку любил отец Ракели. Шуточка, популярная после войны среди фронтовиков. Ракель засмеялась. Мягкий, звонкий смех, ради которого он когда-то отдал бы все, лишь бы слышать его каждый день. И этот смех до сих пор не утратил воздействия. — Ты один? — спросила она. — Нет. Халворсен, как всегда, здесь, держит ушки на макушке. Халворсен поднял голову от протоколов свидетельских показаний с Эгерторг и скорчил гримасу. — Олегу нужно с кем-нибудь поговорить, — сказала Ракель. — И что? — Уф, я неудачно выразилась. Не с кем-нибудь. Ему нужно поговорить с тобой. — Нужно? — Поправка: он сказал, что хочет поговорить с тобой. — И попросил тебя позвонить? — Нет. Не просил, ни в коем случае. — Та-ак. — Харри улыбнулся. — Ну… Может, найдешь время как-нибудь вечерком, а? — Конечно. — Вот и отлично. Поужинаешь с нами. — С нами? — С Олегом и со мной. Харри хмыкнул. — Я знаю, ты встречался с Матиасом… — Да, — быстро сказал Харри. — Славный малый, по-моему. — Пожалуй. Харри не знал, как истолковать ее тон. — Ты слушаешь? — Да, — сказал он. — Знаешь, у нас тут убийство и некоторая запарка в связи с этим. Можно, я прикину маленько, а потом перезвоню, когда найду подходящий день? Пауза. — Ракель? — Да, само собой. Как ты вообще? Вопрос прозвучал настолько неуместно, что на миг Харри почудилась в нем ирония. — Потихоньку-полегоньку. — Ничего нового не произошло в последнее время? Харри вздохнул: — Мне надо идти, Ракель. Как только выкрою время, сразу позвоню. Передай привет Олегу. О'кей? — О'кей. Он положил трубку. — Ну? «Подходящий денек»? — сказал Халворсен. — Всего-навсего ужин. Повидаю Олега. Зачем Роберт ездил в Загреб? Халворсен хотел ответить, но тут в дверь негромко постучали. Они обернулись. На пороге стоял Скарре. — Только что отзвонили из загребской полиции, — сообщил он. — Кредитная карта Станкича выдана по фальшивому паспорту. Харри хмыкнул и, заложив руки за голову, откинулся на спинку стула. — Зачем Роберт ездил в Загреб, Скарре? — Вы же знаете, что я думаю. — Наркота, — сказал Халворсен. — Ты упоминал про девушку, которая спрашивала насчет Роберта во «Фретексе» на Хиркевейен, Скарре? В магазине еще сказали, что она вроде бы из Югославии? — Да. Начальница ихняя гово… — Звони во «Фретекс», Халворсен. |