
Онлайн книга «Эшафот забвения»
Я поднялась со стула, и уже у самой двери Братны окликнул меня: – Ева! Советую тебе быть поосторожнее с Андреем Юрьевичем. По-моему, ты нажила себе врага. – Я этого не хотела. – Ты здесь ни при чем. Мы поспорили с ним. Я сказал, что ты никогда не написала бы подобных записок. Ты никогда не стала бы шантажировать нас. Я слишком хорошо чувствую людей, которые со мной работают. Кто угодно, только не ты… Он проиграл мне перстень Давида Строителя, а это девятый век. Фантастическая ценность. – Я остаюсь при своем мнении. Никому нельзя доверять, – вклинился Кравчук. – Возможно, эта милая дама и ни при чем. И вообще, нет у меня никакого перстня. Это я так, прихвастнул. – Очень некрасиво с твоей стороны, – поморщился Братны. – Извини, – впервые за время разговора Кравчук улыбнулся, – если хочешь ехать, то поехали сейчас, у меня еще уйма дел… Почему не купишь себе машину, Братны? С тех бабок, которые у тебя крутятся, давно можно было бы. – Не могу. В целях национальной безопасности. Слишком большое искушение наехать на зазевавшегося пешехода. И только для того, чтобы потом отследить мизансцену. Смерть интересует меня во всех проявлениях. – Пусти себе пулю в лоб, – вяло посоветовал Кравчук. – Я не хочу быть участником, только сопровождающим. До дверей и обратно. Я вас покину на несколько минут, друзья мои… Подтянув штаны, Братны вышел из комнаты. Мы с Кравчуком остались вдвоем. – Я больше не представляю опасности, Андрей Юрьевич? – спросила я. – Представляете, – ему явно не хотелось говорить со мной, – все представляют опасность, так или иначе. А вы особенно. Ничем не примечательная ассистентка со знанием восточных единоборств… – Вы же занимаетесь оригами в свободное от работы время? Тоже, между прочим, искусство, пришедшее с Востока. – ..и не просто восточных единоборств. Это экстракт из лучшего в них, специальная методика. Откуда вы ее знаете? Не рассказывать же ему историю своей жизни, в самом деле! – Я неопасна. Поверьте. Я гораздо менее опасна для вас, чем тот, кто пишет эти записки. Вы хотели ударить меня – я защитилась. Вот и все. – Вы ведь не имеете никакого отношения к кино. – Почему же? Я пока справляюсь со своими обязанностями. – Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Пожалуй, только теперь мы попытались раскрыть карты. – Я не работаю на спецслужбы, если это вас интересует. – Меня это интересует, но я знаю, что вы не работаете на спецслужбы. – Вот как? – Если бы даже вы и работали, предположим на минуту, что это так… Они бы снабдили вас куда более убедительной легендой. И документами – тоже гораздо более убедительными, чем любые настоящие. Вас всегда можно было бы проверить. Но я ничего не узнал о вас, как ни старался. А я профессиональный человек. – Интересно, Андрей Юрьевич, что могут отслеживать гипотетические агенты спецслужб в такой богадельне, как “Мосфильм”? Я сказала это просто так, не вкладывая в слова никакого смысла, и лицо Кравчука неожиданно закаменело: – В любом случае я не верю вам. – Тогда почему вы решили убрать своего мальчика? Он мне очень понравился. – Я не узнавала себя, сейчас я разговаривала с Кравчуком, как разговаривала бы с ним несостоявшийся агент по спецпоручениям Анна Александрова: та же вялая ирония, то же ощущение собственной силы, та же готовность к рискованным играм, тот же цинизм – и никаких моральных принципов. Месяцы подготовки в закрытой конторе Кости Лапицкого не прошли бесследно, давно забытое ощущение веселой ненависти к миру – в котором можно полагаться только на себя, но не верить даже себе, – накрыло меня с головой. По тонкому льду идешь, девочка, так недолго и сорваться. “Девочка”, я уже давно так к себе не обращалась. “Девочка” относилось к совершенно другому времени, в котором я была ослепительной красоткой, роскошной сукой без принципов и моральных обязательств, дорогой шлюхой с парой лишних козырей в кармане. Черт возьми, я действительно не узнавала себя. А знала ли я себя когда-нибудь по-настоящему? – В вашем случае он бесполезен. – Только теперь я наконец-то заметила, что после инцидента на площадке между этажами он снова перешел на “вы”. – Если бы вы хотели – обставили бы его в два счета. Зачем попросту парня гонять? – Пожалуй, вы правы. – Вы постоянно удивляете меня, Ева. А я очень не люблю удивляться. Мне противопоказаны сильные эмоции. – Фигурки из бумаги входят в число медицинских показаний? – Вы выбрали не тот тон разговора. – Простите. – Мне действительно не хотелось лишний раз задевать попранное самолюбие Кравчука. – Я не могу относиться ко всему, что произошло, с той же легкостью, с какой относится к этому Анджей. Он гениальный человек, но иногда путает кино с жизнью. Это профессиональное заболевание. К тому же эти записки… – У вас достаточно людей, чтобы найти анонимщика. Хотя начинать нужно было не с этого, а с убийства актрисы. – Вы тоже не проявили должных моральных качеств, – запоздало упрекнул меня Кравчук. – У меня не было выбора. – Да, пожалуй. Хоть в этом мы союзники. Кстати, вы не знаете марку пистолета моего телохранителя? – “ЗИГ-зауэр”, – машинально сказала я и тут же прикусила язык, совсем потеряла контроль над собой, даже профурсетки с Плас-Пигаль ведут себя более осторожно. Кравчук удовлетворенно улыбнулся. – Действительно, “ЗИГ-зауэр”, швейцарская пушка, в России встречается крайне редко. Ну, не мне вам объяснять. Это относится к области специальных знаний. Или этому тоже обучали на реабилитационных курсах жертв изнасилованию. -Повторяю, я для вас неопасна. Он хотел поверить мне – я видела это; хотел и не мог. – Знаете, чего бы я хотел больше всего? Чтобы на месте безобидной старухи оказались бы вы. Так, для личного спокойствия. И хлопот было бы меньше. И головных болей. – Я польщена. Приглашение в ресторан не отменяется? – Конечно же, нет. Я не смог узнать о вас ничего, и это, как ни странно, мой козырь. Вы ничего не знаете обо мне – и это ваш козырь. Я предлагаю вам заключить пакт о ненападении. – Согласна. Дверь открылась, и в нее протиснулась лохматая голова Братны: – Не помешал вашему интиму? – Нет, конечно. Тем более что мы уже закончили разговор. И, кажется, пришли к взаимопониманию Не так ли, Ева? – Кравчук собрал со стола адресованные нам записки и сунул их в карман. |