Онлайн книга «Эшафот забвения»
|
Я осталась стоять посреди комнаты – карманная воровка, потрошительница сумок, кладбище версий, отстойник чужих грехов. Она не убивала. Она не может убить. Она слишком бесстыдна, чтобы убить именно так, твердила я себе. Для тихого убийства без крови необходимо определенное целомудрие… Она не убивала. Нет. Она не убивала и не убьет. Нет, нет, нет… – Ты чего орешь? – спросил меня просунувший голову в дверь Вован Трапезников. – Готовишься к первой брачной ночи? – Хочешь ее со мной разделить? Заходи, поорем вместе. – Тебя Братны ищет. Нужно на студию сгонять зачем-то. Подойди, а то он уже в эпилептическую кому впал… – Да. Сейчас. Я вернулась на площадку и тут же получила затрещину от Братны. Это было так неожиданно, что я даже не успела никак среагировать. Удар был несильным, но обидным. – Где ты шляешься?! – спросил меня Братны. – Выходила покурить. – Сейчас двинешь на студию, нужно срочно набрать десять лбов для массовки. И смотри на рожи: никаких изуродованных развитым социализмом пролетарских ноздрей. По типажам – что-то среднее между Феллини и Альмодоваром. Перепишешь адреса и телефоны. Завтра они должны быть с утра. С восьми. Поняла? – Да. Мне нужно кое-что сказать тебе. Это по поводу Марго. – По поводу Марго я все знаю сам. – Возможно, ей тоже… Ей нужно быть осторожной. – Тоже впала в истерию? При ней телохранитель. Неужели ты думаешь, что все может повториться? – Братны понизил голос и отвел меня в сторону. – Я просто хотела предупредить, – пролепетала я. – Может быть, стоило.., стоило вообще подождать. – Чего? Пока некто, кто пакостит мне на площадке, впадет в зимнюю спячку? Или выйдет на заслуженный отдых? Запомни: если я ввязался, то никогда не буду менять правил игры. – Жаль. Изменить правила – не значит изменить игру. Ты ничего не потеряешь. Я вдруг увидела, как по лицу Братны пробежала тень, – должно быть, это было зеркальное отражение тени на моем лице, когда через секунду я поняла, что я сказала. Я дословно повторила надпись на моей сигаретной пачке. Надпись, которую прислал мне убийца. Теперь я была в этом уверена. Убийца, который так и не справился со своим плохим почерком и отдал предпочтение печатным буквам… – Езжай на студию, – Братны уже взял себя в руки, – позвонишь мне оттуда. …Я вернулась на “Мосфильм” и еще полдня занималась массовкой. Только после четырех я поднялась в съемочную группу, где меня встретила Светик. – Тебе звонили, – томно сказала она, проигнорировав мое приветствие. – Кто? Братны? – Нет, Братны не звонил. Братны теперь не до звонков. Там телефон записан. Оказалось, что звонил Серьга. Боже мой, наконец-то он меня вспомнил!.. Я уселась в кресло и набрала номер. Серьга снял трубку сразу же. – Привет, – сказала я, – еще не развелся? – Привет, Ева. А я тут тебе названиваю. – Серьга пропустил мое замечание мимо ушей. – Ну, что такое? – Приглашаю тебя на Рождество. Двадцать пятого, то есть послезавтра. Будет рождественский гусь, а также волшебные свистки “Уйди-уйди”. И елочка… – Ты же язычник. Серьга, – несказанно удивилась я. – Вообше-то я разнузданный атеист, ты же знаешь, – скромно напомнил мне Серьга о своих философских воззрениях, – креста на мне нет. – Тогда в чем дело? – Это Елик.., Елик ведь католичка. Час от часу не легче! Безбровая душка Елик, оказывается, католичка, как же я раньше не догадалась, с таким личиком так естественно слушать мессы и думать об умерщвлении плоти по средам и пятницам. А витражные стекла могут отбросить свет на бледные щеки, похожие на жабры лосося… – Вот как? Что, она и костел посещает? – Посещает. Меня тоже обещала свозить… Конечно, посещает. Я слушала Серьгу и наблюдала, как Светик, совершенно не стесняясь меня, нюхает кокаин, ритуально вибрируя ноздрями и приложив к одной из них наманикюренный палец. Боженька бы этого не одобрил. И Дева Мария. Дева Мария, восседающая на троне. Дева Мария и единорог. Дева Мария как мать. – Так щто? Ты придешь? – Куда ж я денусь. – Значит, часам к десяти подгребай со своим парнем. Посидим, все чин чинарем… Вообще-то я соскучился страшно… – Врешь, Серьга. Но врешь эффектно. Привет пуделечку… Я положила трубку и уставилась на Светика. – Все в порядке? – спросила она, оторвавшись от быстро тающей горки белого порошка. – В общем, да. – Знаешь, Ева, – Светик понизила голос и угрожающе хихикнула, – это тебе только кажется. – В смысле? – В том смысле, что ее убили. Опять. Сначала я даже не поняла, что пытается втолковать мне Светик. – Кого убили? – похолодела я, уже предчувствуя ответ. – Актрисулю погорелого театра. Именно это она сказала тогда, когда пришел факс из Праги, именно так она представила Марго широкой кинематографической общественности в лице шофера Темы, меня и осветителей. А Келли поинтересовался, что у меня с руками, не так часто встретишь внимательных людей… Я пыталась уйти от надвигающегося кошмара, спрятаться в милых раковинах воспоминаний с острыми краями… Только бы не думать о том, что произошло. Ведь еще несколько часов назад я говорила о Марго с Братны, я предупреждала его. Ведь еще несколько часов назад я говорила с Леночкой и даже отхлебнула глоток из ее бутылки… "Он никогда не снимет свое кино”, – сказала она. Невозможно представить Братны, которому не дают снимать кино. Он будет снимать кино, чего бы это ему ни стоило. Он будет снимать кино или умрет, усохнет и умрет, как цветок без воды, кажется, так она сказала, Леночка Ганькевич, сидящая в ванне. – Теперь с нами никто не будет работать, – хихикнув, напомнила о себе Светик. – Все будут только пальцами показывать, вон идет режиссер, у которого не картина, а филиал городского кладбища. Правда, Ева? Правда, конечно же, правда. А если это правда, значит, убийства приобретают смысл. Значит, появляется мотив. Самый обстоятельный мотив из всех возможных. Убивают не актрис – убивают самого Братны. * * * Но сейчас я не думала о Братны. Я думала о Марго. Ослепительной Марго, культовой Марго, незабытой Марго, Марго, складывающей кольца в пепельницы и покупающей машины мальчикам, которые ей нравятся. Я думала о Марго, которую всю жизнь любили самые разные мужчины, которую всю жизнь любили самые разные кинокамеры. Я думала о Марго, которая десятилетиями владела сердцами и при желании могла бы удержать в своем стойле и нефтяного магната с его двумя дочками-близнецами, и малоизвестного, но перспективного актера Володю Чернышева. |