Книга Куколка для монстра, страница 41 – Виктория Платова

Никогда еще со времени выхода из комы я так страстно не желала вспомнить все. Вот и сейчас я зло ударила себя по бесполезной голове – так, что остатки кофе пролились на липкий стол. А ударив, тут же поймала себя на мысли, что амнезия вызывает во мне уже не отчаяние, а слепую ярость. Документы, из-за которых холеную суку Анну собирались пустить в расход, были так же недостижимы для меня, как для Ильи. Даже еще более недостижимы. Я не знала, не помнила людей, которые могли бы помочь мне, зато те, кто собирался убить меня, были мне известны. О том, чтобы уехать, не было и речи – у меня нет ни денег, ни документов. Я не помню, появилась ли я в Москве на заре туманной юности или прожила здесь всю жизнь. Можно еще раз позвонить Насте, даже приехать к ней – сердобольная птичка на жердочке никогда бы мне не отказала. Но разнесенная в куски голова Эрика Моргенштерна так явно совпадала по контуру с моей собственной головой, что я тут же отбросила эту мысль. Не стоит втягивать медсестру в смертельные игры. Ты можешь защитить ее только тем, что не станешь впутывать в свою жизнь, Анна… Какое все-таки замечательное имя – Анна… Пожалуй, оно даже идет мне.

Можно, конечно, вернуться в клинику, но там меня обязательно найдут люди Ильи. Они продемонстрировали свои возможности. И последствия известны, я не думала, что после утреннего инцидента с Витьком мои мучители отнесутся ко мне с большей симпатией, чем прежде. Да и перед капитаном Лапицким нельзя вечно разыгрывать неведение, он сразу же учует всю зыбкость моей сицилианской защиты (интересно, играла ли я в шахматы до катастрофы на шоссе?).

Ситуация была такой тупиковой, что я даже улыбнулась паре молодых геев, сидящих против меня. Со всеми вытекающими свободы и жизни тебе осталось ровно до первого милицейского поста.

Один из геев, гибкий как тростник азиат, улыбнулся мне в ответ, легко оторвался от своего спутника и подошел к моему столику.

– У вас не будет сигареты? – мягким чувственным голосом, похожим на руки мертвого Эрика, спросил он.

Я протянула ему пачку «Житана». Он ловко выбил сигарету, но от столика не отошел. Его приятель, по виду похожий на аспиранта философского факультета, рев??иво следил за нами. «Дешевка, – с симпатией подумала я об азиатском мальчике с тонко вырезанными ноздрями, – копеечный жиголо, пардон, альфонсик…»

– А две не дадите? – Гею откровенно хотелось понравиться мне, это было чисто женское кокетство.

– Две – это уже вымогательство, – конечно же, хочет вызвать ревность своего дружка, дешевый приемчик, Эрик никогда бы таким не воспользовался.

Но сигарету я все-таки дала, а когда азиат отошел от столика, все мои мысли были поглощены убитым молочным братцем, владельцем подержанного «Фольксвагена» и всех моих тайн. Как это он сказал тогда – «я выполняла деликатные поручения»? Я была девочка что надо, я могла выйти сухой из воды при любых обстоятельствах…

Решение, которое пришло, поначалу показалось мне безумием чистой воды. Но в этом безумии я увидела единственный выход, единственный свет в конце тоннеля. Не стоит ждать, пока первый же сержант из ближнего Подмосковья схватит тебя за руку и предъявит обвинение в бродяжничестве. Не стоит ждать, пока первый же человек из окружения Ильи схватит тебя за руку и пустит пулю в лоб.

Я расстегнула шубу и осторожно опустила руку в карман халата, успев загадать при этом: если я найду там то, что хочу найти, – у меня есть шанс выбраться и вспомнить о своем прошлом в более спокойной обстановке.

И среди клочков собственных волос, скатанных в шарики, среди двух засохших лепестков гвоздики из того давнего Настиного букета я нашла то, что искала, – смятую визитку капитана Лапицкого. Я вытащила ее, расправила и принялась изучать.

Она отразила сущность капитана – нахрапистость и дешевый шик. Отвратительная полиграфия, плохо пропечатанные буквы всего лишь двух слов – «Константин Лапицкий». Два телефона с одинаково начинающимися первыми цифрами – очевидно, служебные. И еще один, дописанный от руки телефон. Есть из чего выбирать.

Я допила кофе, еще раз улыбнулась аспиранту философского факультета, его ненадежному любовнику и вышла из кафе.

На оставшиеся деньги я купила несколько жетонов для таксофона. Первый звонок оказался неудачным – мне никто не ответил. По второму телефону вежливо поинтересовались, по какому вопросу я звоню, и, услышав жизнеутверждающее «по личному», так же жизнеутверждающе ответили: «У него сегодня выходной».

У него сегодня выходной. Очень мило. Оставался только один телефон, написанный от руки. Это мой единственный шанс. Февральскую ночь в Москве, без денег, без документов, в больничном халате и роскошной шубе, которую хочется снять каждому кому не лень, я не переживу.

Длинные гудки.

«Ну давай же, давай, не подведи, капитанишко-неудачник, за меня вполне могут дать звезду, и не одну», – умоляла я, прижимаясь разгоряченным лбом к телефонному диску.

Наконец трубку сняли. «Лапицкий на проводе». Боже мой, какое счастье, Лапицкий на проводе. У меня перехватило дыхание.

– Кто говорит?

Действительно, кто говорит, не могу же я представиться своим настоящим именем – Анна Александрова, он не имеет о нем ни малейшего понятия…

– Алло, вас не слышно, перезвоните. Сейчас он положит трубку…

– Это я, – наконец-то выдавила из себя я.

– Кто – я?

– Это та дамочка из клиники, ваша головная боль. На том конце трубки повисло гробовое молчание.

Я почти физически ощущала молчаливое напряжение капитана.

– Где вы? Куда вы пропали? – выдохнул он.

– Нам необходимо встретиться. Это конфиденциальный разговор. Важная информация. Только вы и я.

– Где ты? Где ты находишься, черт возьми?! – сорвался капитан.

– Только вы и я. Вы обещали помочь мне.

– Где ты?!

– Если вы придете не один…

– Я приеду один, – заорал он. – Где ты?

– Если вы приедете не один, я не сообщу вам того, что знаю. И вы ничего не сможете со мной поделать. Любая экспертиза подтвердит, что у меня действительно амнезия…

– Хорошо.

– Я у метро «Кузнецкий Мост».

– Жди меня там.

– Нет. Очень холодно. Я буду ждать вас в «Букинисте», направо за угол. Вы знаете этот магазин?

– Я еду. Никуда не уходи.

Взмокшая, как мышь, я повесила трубку. Первый шаг ты уже сделала, теперь остается только ждать.

…Он появился в «Букинисте» только через пятьдесят минут, когда я перелистала все собрание сочинений Хемингуэя и несколько раз проиграла в голове возможные варианты нашего предстоящего разговора. Куртка нараспашку, тот самый свитер, который я изгадила ночью в Бронницах, штаны из плотной шерсти, непокрытая голова, плохо выбритое лицо – ничего капитанского. Я видела, как он рыскал глазами по маленькому торговому зальчику, выискивая меня. Я закрыла «Прощай, оружие!» и приветливо помахала ему рукой. Странное веселье овладело мной, хотя ничего веселого в моем положении не было.