Книга Невидимая река, страница 70 – Эдриан Маккинти

— Двадцать второго?

— Да. Ручная работа, Чарльз заказал его в Италии. Инкрустирован золотом — произведение искусства. С инициалами их обоих. «Беретта», насколько я помню. В общем, я не очень-то интересовался. Нас с Чарльзом учили стрелять из винтовок. Это совсем другое дело. Мы состоим в национальной стрелковой ассоциации, это необходимо, если намереваешься вертеться среди солидных людей из республиканцев. И, кстати, держи язык за зубами насчет шестого августа, Алекс. Считаные недели остались, смотри — ни-ни.

Я улыбнулся, заговорил про национальную стрелковую ассоциацию и охоту, снова свернул на погоду…

Так все же убил Чарльз Викторию из пистолета двадцать второго калибра или нет? Велела ли Амбер выкинуть после этого пистолет в ближайшую речку — Черри-Крик? Если так, то сейчас его отнесло уже в Миссисипи, чтоб мне пусто было.

Наш разговор перешел на политику, ОЗПА и еще что-то такое, и больше Роберт в откровения не пускался.

Потом мы встретились с остальными, по пути заехали в пиццерию и вернулись домой.

Колфакс-авеню. Мой дом. Добравшись до третьего этажа, я так устал, что остановился отдышаться.

На ватных ногах преодолел еще два пролета.

Открыл дверь квартиры, вошел. Все, чего мне сейчас хотелось, — это спать, но тут я услышал Джона и Эрию, которые трахались в моей комнате. Вот черт, он вообще думает, что творит? Я уже собирался пойти и вышвырнуть его из комнаты, однако что-то меня остановило. С чего мне вмешиваться, какое мое дело? Зависать у нее они не могут из-за домашних, на раздвижной кровати в гостиной им едва ли удобно. Джон имел полное право воспользоваться спальней. Я вздохнул. Но если я уступлю сегодня, дальше это войдет в норму, и моя прохладная комната будет в их распоряжении до конца лета. Я упал на диван и стал прислушиваться. Они не разговаривали, не буйствовали, они просто вдохновенно, с удовольствием занимались любовью. Медленно и прекрасно, как могут наслаждаться друг другом только люди, безумно обожающие друг друга. А когда у меня был последний раз? Прошлой ночью? Не помню.

Я сидел и соображал, что делать. Эрия что, собирается там пробыть всю ночь? Вряд ли, рано или поздно она, вероятно, упорхнет к себе. Я почувствовал себя так, будто ввалился в чужой дом без предупреждения, и мне стало не по себе. Квартирка маленькая, слышимость замечательная. Я вышел из гостиной, прошел через холл и тихо запер за собой дверь.

Глянул на часы. Пятнадцать минут первого. Прошел коридором и свернул к Пату.

Тихонько постучал, чтобы не разбудить его, если он уже лег.

— Да, — откликнулся он почти сразу же.

— Пат, ты не спишь?

— Алекс, это ты? Что случилось?

— Джон и Эрия залегли в моей комнате.

Пат открыл дверь. Полностью одет, как днем, и закутан в пуховое одеяло. Я по жизни мерзлятина, но сейчас холода не чувствовал, значит, Пату действительно нездоровилось.

— Выпьешь? — спросил он.

— Само собой.

— Чего тебе?

— А что у тебя есть?

— Я пью ром с колой, знаешь, ностальгия.

Он налил мне, и я уселся на диван перед телевизором.

— Что показывают?

— Ты смотришь вечерние шоу?

— Ну, раз или два смотрел.

— Раньше было интересно, но теперь все время крутят танцевальное шоу «Дансинг Джадж Итос».

Я понятия не имел, о чем идет речь, и все равно уже переключил на Леттермана, комика-телеведущего.

— Что это? — спросил Пат, пока шла реклама.

— Реклама пива.

— Нет, мне послышался какой-то шум.

Я прислушался, но ничего не услышал. Снова на экране появился Леттерман. Несколькими минутами позже мы оба услышал женский крик.

— Это еще что за черт? — Я вскочил.

— Лучше пойди проверь, скажи Джону, чтобы успокоил свою подругу, а если дело плохо, возвращайся, — спокойно сказал Пат.

И действительно, дело было плохо. Я дотащился по коридору до своей двери, достал ключ, но дверь оказалась открытой. Даже при том количестве света, которое просачивалось из окон, я почувствовал неладное. Какой-то дурной запах. Для тараканов в самый раз.

Я включил свет. На коврике у двери и на полу была кровь, красный след тянулся от двери дальше в холл. В кого-то стреляли или пырнули ножом, тот упал, пролежал какое-то время и потом ползком добрался до холла.

— Джон! — позвал я и вбежал внутрь.

Посреди гостиной — кровавая лужа, следы тянутся к спальне.

— Джон! — крикнул я. Прислушался.

Метнулся к спальне и открыл дверь. Внутри пахло как в лавке мясника. Я врубил свет в комнате. Повсюду кровь: на кровати, на полу, на стенах. Джон сидел возле окна. Одежды на нем не было, из груди в области сердца торчал охотничий нож. Джон пытался вытащить его, но шестидюймовое лезвие было зазубрено.

Невероятно, но он еще дышал.

Мелкие, беспомощные, порывистые глотки воздуха.

На языке пузырилась кровь. В глазах, в волосах, везде были сгустки крови.

Ноги у меня подкосились, будто меня ударили под коленки.

Я сел на пол рядом с ним, мои джинсы намокали от крови. Взял его за руку — холодную, покрытую уже запекшейся кровью.

— Джон.

Он с трудом повернул голову и посмотрел на меня. Хотел что-то сказать. И не смог. Он не мог даже дышать. Боль сковала его тело. Изо рта струйкой потекла кровь, губы и зубы были красными.

Не знаю, о чем я думал. Попробовал вынуть нож. Но Джона скорчило от боли. Он бился в судорогах, задыхался. Я снова взял его за руку. Хотелось убежать. У меня не хватало духу поднять на него глаза.

Я видел много смертей. Я видел, как умирала моя мать. Но я никогда не испытывал ничего подобного. Убили моего друга, и я чувствовал, как тепло покидает его тело. Я прижал его к себе.

— Пат, — крикнул я в сторону коридора. — Пат!

Глаза Джона остекленели. У него начались конвульсии.

— Джон, я позову на помощь, подожди, тебе помогут.

— Ссссстой, — еле выговорил он, превозмогая себя, и вцепился в меня своими уже почти мертвыми руками.

Я посмотрел на нож. Нет, извлечь его и мысли быть не могло. Не поможет. Кровь из раны теперь текла струйкой. Я прижал его к себе сильнее, стиснул в объятиях. Господи, Джон, это моя вина. Я тебя втравил во все это. Я. Его тело дернулось, содрогнулось, он пытался дотянуться — до чего? До окна, шкафа, чего-то еще?

— Что это? — Он указал пальцем.

Его рука протянулась и бессильно повисла, голова свесилась вперед. Он был мертв.

Я глянул на него. Нож, бледное лицо. Я прикрыл ему веки. Из моей груди вырвался всхлип.