Книга Шесть подозреваемых, страница 16 – Викас Сваруп

Кажется, женщина за рулем «форда-айкона», отъехавшего вслед за «эстимом», заметила, как я схватил мобильник. По крайней мере она сердито сверкнула глазами, проезжая мимо. Не дав ей опомниться и поднять тревогу, я взял ноги в руки и долго петлял по кривым закоулкам, пока не спрятался за бензоколонкой примерно в двух километрах от места происшествия.

Стоя под серым навесом, я все еще пытаюсь перевести дух, когда украденный телефон вдруг начинает звонить. «Скрытый номер» — гласит надпись на дисплее.

Растерявшись, я машинально жму на кнопку «Разговор».

— Алло, Бриджеш? Даю наводку. Ты слушаешь?

Грубый, гортанный голос. Сразу видно, что говорящий привык повелевать и не знает отказов. Он из той породы людей, с которыми просто нельзя не считаться.

— Да, — отвечаю я таким же хриплым голосом.

Всего лишь один короткий слог. Думаю, это меня никак не выдаст.

— Поезжай к частной школе Гоенка, что у Рамоджи-роуд. Там рядом в проулке — мусорный бак. Маал оставили в черном чемодане. Забрать его нужно в течение получаса. Ясно?

— Да, — повторяю я.

— Хорошо. Еще созвонимся, когда возьмешь чемодан. Пока.

Маал. Это слово звучит у меня в голове, точно утренний грохот будильника. Уж очень оно многозначно. «Товар» — лишь буквальный перевод. В старых фильмах на хинди бравые гангстеры называли маалом контрабандные партии наркотиков и золотых слитков, которые предстояло выгрузить с кораблей неподалеку от пляжа Версова в Мумбаи. Прекрасная девушка — тоже маал, но вряд ли поместится в чемодане. Если на то пошло, продукты из продовольственной лавки называются тем же самым словом. Значит, мне остается только одно. Выяснить, что оно значит.

Быстро прикидываю в уме. Рамоджи-роуд в пяти минутах езды отсюда. Это двадцать минут пешком. Я отправляюсь в путь.

Школа Гоенка — одно из лучших учебных заведений частного типа в Мехраули. По утрам, когда начинаются занятия, а также после их окончания на этом участке трассы образуются маленькие автомобильные пробки — богатые бизнесмены на дорогих автомобилях привозят и забирают своих детей. Но сейчас, около восьми вечера, тут совершенно безлюдно. Разве что два охранника перед внушительными воротами стоят у огня и греют руки. Пройдя мимо школы, ныряю в узкий проулок. Вокруг ни души. А вот и он, мусорный бак. Стоит себе в глубине переулка, облитый желтым светом одинокого фонаря. Возле него мирно спит бродячая собака.

— Кыш! — говорю я.

Пес настораживается и ускользает куда-то в темноту.

Откидываю железную крышку. Бак полон мусора. Принимаюсь шарить внутри. Рука нащупывает раздутые полиэтиленовые пакеты, стеклянные бутылки и банки из-под консервов. Мне приходится вынимать их и складывать рядом в груду, задыхаясь от гнилостной вони. Темные недра бака набиты всяческими отходами, вплоть до замаранных подгузников и сломанного транзистора. В самом низу лежит чемодан, обернутый белым полиэтиленом. Чтобы его достать, я почте ныряю на дно. Это очень ценный черный дипломат с жестким верхом, производства лучшей индийской фирмы «ВИП». Сорвав обертку, нажимаю боковые защелки. Крышка откидывается — и мои глаза слепнут от множества пачек с тысячными купюрами. Подобное увидишь только в рекламных роликах лотереи. Как же я мог забыть, что деньга — это и есть абсолютный маал! Торопливо захлопываю чемодан. Можно даже не пересчитывать, и так ясно: столько денег мне не доводилось видеть за всю свою жизнь.

Внимательно оглядываюсь по сторонам. Кажется, никого. Складываю мусорные пакеты обратно в бак. Когда я уже готов уйти, раздается новый звонок. Он буквально пригвождает меня к месту. Навязчивая мелодия не умолкает. Трясущимися руками отключаю трубку, засовываю ее поглубже в мусор и под громкий стук собственного сердца, подхватив дипломат, спешу удалиться в направлении главной дороги.

— Здравствуйте. Это Матхурский центр духовной медитации?

— Да.

— Скажите, Свами Харидас на месте? С ним хочет поговорить Бхайя-джи. [48]

— Кто-кто?

— Вы что, новенькая? В Уттар-Прадеш есть только один известный человек, которого так называют. Джаганнатх Рай.

— Ой, господин министр? Но Гуру-джи занят. У него серьезное выступление. Я не могу…

— Скажите, что это срочно. Он еще никогда не отказывал Бхайя-джи.

— Хорошо. Пожалуйста, не вешайте трубку. Я отойду его позвать. — Пауза.

— Передаю трубку Гуру-джи. Пожалуйста, соедините с господином министром внутренних дел.

Гудки.

— Намаскар, [49] Гуру-джи. Это Джаганнатх.

— Джай Шамбху! [50] Что за важное дело заставило вас прервать мое выступление?

— У меня возникли новые проблемы. Срочно требуется ваш совет.

— Опять Вики? Ему скоро вынесут приговор, если не ошибаюсь?

— Нет, Гуру-джи. Это дело уже улажено. А вот я скоро должен предстать перед судом.

— По какому делу? Их было много.

— Старая история — две тысячи второй год, обвинение в убийстве.

— Кто жертва?

— Какой-то Мохаммед Мустаким, ничтожная вошь, дерзнувшая со мной потягаться. Расследование шло ни шатко ни валко, на основании косвенных улик. И вдруг теперь появляется новый свидетель, Прадип Дубей, будто бы видевший, как я застрелил Мустакима. Слушание состоится в следующем месяце, пятого числа. Если обвинение официально подтвердится, моей карьере конец. Главный министр и так почему-то настроен против меня.

— Согласно вашему гороскопу, причина в том, что Сатурн сейчас находится в пятом доме. Черная полоса продлится еще четыре месяца, после чего все ваши неприятности растают как сон.

— А пока что делать?

— (Смех.) Сами знаете, не мне вас учить. В конце концов, у вас же вся полиция в кармане. Однако лучше начните носить голубой сапфир — отличное средство против козней Сатурна.

— Стоит поговорить с вами, Гуру-джи, и на меня снисходит покой. Думаю, скоро мои беды останутся в прошлом.

— Для этого мы и нужны… Позвольте побеспокоить вас по одному пустяковому вопросу.

— Да, Гуру-джи. Скажите, в чем дело, и я займусь этим лично.

— Есть у меня в Канпуре мелкий участок, примерно двадцать акров. Так вот, мне сообщают, будто бы часть земли самовольно захватили голодранцы из окрестных трущоб. В ближайшее время я отправляюсь в мировое турне. Вот если бы к моему возвращению незаконные хижины…