Онлайн книга «Вопрос и ответ»
|
То, что скрывал так долго… О Бене… Беспорядочный вихрь картинок… Бен бежит по дороге навстречу ему… Конь встает на дыбы… Вываливаясь из седла, Дейви палит из винтовки… Пуля летит в грудь Бена… Бен, пошатываясь, скрывается в кустах… Дейви слишком напуган, чтобы пойти за ним… Дейви слишком напуган, чтобы сказать мне правду. И я стал его единственным другом… Я не хотел, говорит его Шум… — Дейви… Прости, думает он. И вот она — правда, написанная в каждой его мысли… Он просит прощения… Искренне… За все… За Прентисстаун… За Виолу… За Бена… За каждый проступок и дурное слово… За то, что подвел отца… И он смотрит на меня… И умоляет… Умоляет… Как бутто я один на свете, кто может его простить… Как бутто я в силе… Тодд? Пожалста… А я только и могу выдавить, что его имя… И боже, сколько страха и ужаса в его Шуме… Это слишком… Слишком… И вдруг наступает тишина. Дейви обмякает, глаза все еще открыты, все еще молят меня (клянусь!) о прощении. Он больше не шевелится. Дейви Прентисс умер. — Ты спятил, — говорю я мэру, стоящему у меня за спиной. — Нет, — отвечает он. — Вы были совершенно правы, вы оба. Никого нельзя любить так, чтобы его могли использовать против вас. Солнце село, но небо еще розовое, город по-прежнему РЕВЕТ, а где-то вдалеке раздается очередной Бум! — «Ответ» приближается, и корабль уже наверняка сел. Может, даже открыл люк, и кто-нибудь: Симона Уоткин или Брэдли Тенч, люди, которых я знаю и которые знают меня, — выглядывает наружу, гадая, куда это они попали. А Тодд встает на колени рядом с трупом Дейви Прентисса. И поднимает глаза. Его Шум клокочет и горит огнем, в нем слышны горе и стыд и ярость… Тодд встает… Поднимает винтовку… Я вижу себя в его Шуме, мэра за моей спиной, его глаза ликующе сверкают, дуло винтовки уперлось мне в спину… И я понимаю, что Тодд собрался делать. — Давай, — говорю я, сердце уходит в пятки, но так надо так надо так надо… Тодд подносит винтовку к глазам… — Давай! Мэр с силой пихает меня в спину, ноги пронзает острая боль, и я ничего не могу с собой поделать, крик сам срывается с губ, я падаю, падаю навстречу Тодду, навстречу земле… И мэр опять это делает… Опять использует меня против Тодда… Потому что Тодд ничего не может с собой поделать… Он кидается вперед, чтобы меня подхватить… И мэр наносит удар. Мозг взрывается, горит и ревет от боли: это никакая не оплеуха, это гораздо хуже, как бутто твою душу насквозь протыкают раскаленной кочергой. Как только я бросаюсь на помощь Виоле, мэр бьет меня Шумом с такой силой, что моя голова резко запрокидывается назад, а в ушах снова звенит голос мэра, и еще голос Виолы, и они хором твердят: ты ничтожество ничтожество ничтожество ничтожество… Мы падаем и врезаемся друг в друга и ее макушка с хрустом выламывает мне зуб ты ничтожество ничтожество ничтожество и она со всего маху влетает мне в грудь а я сучу руками в воздухе и мы вместе валимся на ломаные камни вой сирены сносит мне крышу ты ничтожество ты ничтожество ты ничтожество и винтовка отлетает в сторону Виола падает на меня и кричит кричит мое имя но ее голоса почти не слышно она как бутто на другой стороне луны она говорит ты ничтожество и «Тодд!» ты ничтожество и «Тодд!!!» а я словно бы вижу ее из-под толщи воды она поднимается на руках чтобы меня защитить но мэр уже над нами замахивается винтовкой и бьет ее прикладом по затылку и она валится на бок… И мой мозг кипит… Мозг кипит… Ты ничтожество ты ничтожество ничтожество ничтожество… Я вижу как она закрывает глаза… Я чувствую ее тело… И я думаю: Виола… ВИОЛА! ВИОЛА!!! И мэр вдруг отшатывается, точно ужаленный. — Ух ты! — выдыхает он, тряся головой. Я моргаю, пытаясь прочистить гудящие мозги, и перед глазами наконец проясняется, а мысли на секунду приходят в порядок. — Говорю же, ты настоящий силач. Глаза у него широко распахнуты и горят. И он опять бьет меня Шумом. Мои руки взлетают к ушам (пустые руки пустые винтовки нет) как бутто это поможет но нет в моей голове опять мэр он занимает всю мою душу так что от меня ничего ничего не остается ты ничтожество ничтожество ничтожество он подхватил мой собственный Шум и бросил его обратно в меня я словно бью самого себя кулаками ты ничтожество ничтожество ничтожество… Виола, думаю я, но уже исчезаю, падаю в черноту, слабею, в голове грохочет… Виола… Виола, слышу я как будто бы со дна глубокого каньона. Голова болит, из нее течет кровь, лицо в пыли, глаза полуоткрыты, но ничего не видят… Виола, доносится вновь. Распахиваю глаза. Тодд отползает, крепко зажмурившись и закрыв уши руками… А мэр стоит над ним, и я слышу тот же Шум — лязгающий, ослепительный крик, летящий прямо в Тодда, и… Виола — мое имя отчетливо звучит среди этого лязга. Я открываю рот… И кричу со всех сил… — ТОДД!!! — доносится откудато сбоку. Это она… Она… Она… Живая! Виола… Виола… ВИОЛА… Тут надо мной кто-то охает, и в голове наступает райская тишина. Я открываю глаза и вижу шатающегося мэра, который одной рукой держится за ухо — тот же рефлекс, что у всех остальных… У всех, кого атакуют Шумом. ВИОЛА, снова думаю я, швыряя это слово прямо в мэра. Он пригибается и поднимает винтовку… |