Книга Инферно. Последние дни, страница 22 – Скотт Вестерфельд

Минерва вскинула бровь и обнажила в улыбке слишком много остроконечных зубов.

— Судороги… Аутизм…

Я кивнула. Все это относилось ко мне, более или менее. Но, черт побери, она-то кто?

MOC

Ее полностью открытое лицо сияло так ярко, что я буквально таял.

До этого момента на ней были очки от солнца — чистое позерство, так мне казалось. Но теперь я понимал, что она должна носить их — чтобы защищать не себя, а нас, чтобы мы не видели ее глаз.

Хотя красавицей ее не назовешь, это было что-то в тысячу раз более жуткое, что-то, терзавшее меня просто невероятно. Я уже слышал это в музыке, почувствовал в том, как она вывернула нас, заставив следовать за собой, — вся группа была поглощена, подавлена ее магнетизмом или как тут лучше выразиться. «Харизма» — слишком мелкое слово для обозначения этого. Что-то доминирующее, что-то бездонное.

Внезапно это стала ее группа, не моя и не Перл. И, точно так же внезапно, я ничего не имел против.

Минерва снова надела очки от солнца.

Я подобрал с пола ее блокнот. То, что покрывало открытые страницы, письменным текстом не являлось; скорее это походило на ленту детектора лжи или одного из тех механизмов, которые регистрируют землетрясения. Неровные черные строчки выстраивались в непостижимые столбцы, забрызганные каплями воды. Некоторые пятна были ржаво-коричневые, словно запекшаяся кровь.

Я протянул ей блокнот, но Минерва все еще смотрела на Алану Рей — свирепо смотрела, ее взгляд казался угрожающим даже сквозь темные очки. Я подумал, нужно как-то успокоить ее, поскольку это я привел сюда Алану Рей, а Минерва рассердилась на нее из-за… чего-то.

Из-за того, что Алана Рей выронила барабанные палочки? Но Минерва разозлилась еще до того, как распался большой рифф. Я открыл рот, но не смог выдавить ни слова, вспомнив неприкрытые очками глаза Минервы.

— Мин? — окликнула ее Перл.

Я закрыл рот. Пусть Перл улаживает это дело.

— Ты в порядке, Мин?

— Конечно. — Минерва взяла у меня блокнот и прижала его к груди. — Извини. Я не собиралась шипеть. Просто я вся была, типа… в песне.

— Я тоже извиняюсь, — негромко сказала Алана Рей. — Мое состояние иногда создает сложности во время исполнения.

Я сглотнул, пытаясь вспомнить, в чем там Алана Рей признавалась о себе… у нее что-то не в порядке с головой? Внезапно она заговорила немного странно, с микроскопическими паузами между словами. Когда она глядела на Минерву, небольшие судороги пробегали по ее телу, как будто прежде нервная система сжалась в клубок, а теперь распутывалась. Я снова открыл рот, чтобы сказать что-нибудь…

— Эй, никаких проблем, — опередил меня Захлер. — Ты фотлично играла. Мы все были по-настоящему паранормальны! — Он посмотрел на Перл. — Правда?

— Да, — ответила та и бросила на меня вопросительный взгляд.

И я выдержал ее взгляд — чего не делал вот уже две недели.

Все внезапно стало понятным — наша музыка, эта группа. Странная, «электрическая» подруга Перл соединила нас и подтянула до чего-то столь же ослепительного, как она сама.

— Это было замечательно, — сказал я, кивнув на Перл. — Отлично сделано.

Ее лицо просияло.

— Ну, тогда хорошо. — Она посмотрела на Алану Рей. — Тебе нужно сделать перерыв?

Алана Рей мигнула одним глазом, потом вторым и затрясла головой так сильно, словно у нее вода в ушах.

— Нет. Я лучше продолжила бы играть. Думаю, мои… сложности позади. Но, может, другую песню? Иногда те же стимулы провоцируют ту же реакцию.

— Ну конечно. — Перл пожала плечами. — Как насчет пьесы номер два?

Мы с Захлером просто кивнули, а Минерва улыбнулась и поднесла микрофон ко рту. Низкий, мягкий смех, сопровождаемый искусственным эхом, раскатился по комнате.

— Никаких проблем, Алана Рей, — прошептала она, открывая свой блокнот. — У меня миллион разных стимулов.

Остальная часть репетиции прошла без приключений.

Мы играли пьесу номер два, бесконечные вариации вокруг петляющего сэмпла [32] старой виниловой записи Перл, потом нашу третью песню, пока даже не имеющую рабочего названия. Алана Рей больше ни разу не споткнулась, просто аккомпанировала нам с внутренним пониманием. С каждой новой частью она сначала какое-то время следовала за нами, а потом медленно начинала скреплять нас, добавляя структуру и форму, глядя на невидимое, парящее в воздухе полотно музыки, и каким-то образом понимая, что нам от нее нужно.

Я не уловил ни единого слова в песне Минервы, но каждый раз, открывая рот, она впрыскивала нам свое великолепие. Голос у нее звучал сверхъестественно громко, как будто блокноты были полны заклинаний, заставляющих землю под ногами грохотать. Я не мог оторвать от нее взгляда — за исключением тех моментов, когда закрывал глаза и напряженно вслушивался.

Между песнями я ругал себя за то, что этим утром не поехал в Бруклин. В конце концов, до меня дошло, как глупа была вся эта борьба между Перл и мной. Ни она, ни я не рок-звезды — мы аккомпанемент, друзья, союзники. Может быть, хорошие музыканты, но Минерва — вот кто звезда.

Злость, которая угнетала меня последние две недели, улетучилась, не осталось ничего, кроме чувства удовлетворения. У нас потрясающие группа и место для репетиций, где никто не кричит на тебя. И у меня в руках «Страт» 1975 года с золотыми звукоснимателями. Я даже решил проблему с деньгами и сумею ежедневно придерживать несколько баксов для себя. Я не мог вспомнить, почему быть несчастным совсем недавно казалось так важно.

Минерва изменила все.

Спустя полтора часа мы сыграли каждую известную нам песню столько раз, сколько смогли, и — с неохотой — вынуждены были остановиться.

— Эй, похоже, нам нужны новые мелодии, — сказал Захлер.

— Да. — Я посмотрел на Перл. — Мы должны поскорее встретиться снова. Подготовить еще что-нибудь к следующему воскресенью.

Внезапно в голове зазвучали фрагменты миллиона песен.

Перл радостно улыбнулась.

— Новые мелодии? Никаких проблем.

Минерва нахмурилась.

— Problems Pero masculino. [33]