Онлайн книга «Алмазы Джека Потрошителя»
|
Он поймал ладони и согрел дыханием. Потом была комната. Толстый ковер и старый поднос с чеканкой. Бутылка вина. Бокалы. Гроздь винограда. Ягоды желтые, с тонкой кожицей и сладким медвяным ароматом. Разговор ни о чем. Воспоминания. Шутки. С Далматовым легко говорить – он одной крови и не считает запределье легкой формой безумия. Но в какой-то момент слова заканчиваются. Впрочем, тишина не в тягость. – Вот. – Он достает из кармана коробочку. Внутри на черном бархате лежат серьги. Синие камни сияют, и Саломея зачарована их блеском. – Их действительно отдали Полине. А она не смогла носить и скинула Лере. Лера же спрятала… А теперь вернула из благодарности или страха. – Что будешь делать? – Саломея коснулась холодной ящеркиной спины. – Пока не знаю. Пей. А помнишь… Вино становится горьким. И голова вдруг кружится. Не голова – карусель. Саломея пьяна? Ничуть. Воздуха в комнате мало… надо окно открыть. Так далеко… безумно далеко… И встать. Получается. Но шаг, и Саломея падает, падает… как Алиса в кроличью нору. Она приходит в себя ночью. За окном темно, а во рту – сухо. И на виски давит, давит, того и гляди, раздавит напрочь. Ее уложили на кровать и заботливо укрыли пледом. – Сволочь ты, Далматов… – Саломея с трудом садится, шарит по стене, пытаясь нащупать выключатель. Щелчок. Вспыхивает бра. Комната пуста. Исчез поднос, вино, бокалы. Наверняка все на кухне, вымытое и убранное. Цветы вот на столе, в трехлитровой банке. А под банкой – белый конверт. – Сволочь… До конверта Саломея добирается на четвереньках. Вытягивает. Разрывает непослушными пальцами и не успевает поймать кольцо. Желтый ободок, зеленый камень. Где-то она видела такое… давно. Возможно, потом, когда голова перестанет болеть, Саломея вспомнит. Чтобы прочитать записку, приходится возвращаться на диван: «Доброй ночи, Лисенок. Понимаю, что объяснять что-либо бессмысленно. Мне не хотелось подобной развязки, но и выхода иного я не вижу… Сейф… Встать. Включить верхний свет. Дойти до сейфа. Убедиться, что открыт. Деньги на месте. И пистолет. И бабушкина записная книжка. Коробочка с жемчужинами… а часов нет. …Полагаю, если бы я обратился к тебе с просьбой, то получил бы часы. Но это наложило бы на меня некие обязательства, к которым я не готов… Испугался повторить судьбу Гречкова? Чужая ненависть переносится легче чужой любви. …кроме всего прочего, хочу заметить, что часы изначально принадлежали семейству Вильямс и были отданы моим отцом, не имевшим права распоряжаться ими, в обмен на кольцо, хранившееся в твоей семье. Таким образом, я лишь восстанавливаю паритет и избавляю нас от всяких обязательств по отношению друг к другу. Будь счастлива, Лисенок». – Сволочь, – Саломея надела кольцо. – Запредельная сволочь. Получилось не разреветься. Кабинет ресторана – шкатулка, обитая рыжим сафьяном. Кукольные люди сидят вокруг кукольного стола. На белой скатерти кирпичного цвета салфетки выстроились шахматным узором. Бутылка водки возвышается над тремя рюмками. – Пей, – приказывает дядя Паша, собственноручно наливая до краев. Далматов пьет, залпом, не ощущая горечи. – Молодец, Илюша, что сам пришел. Ну, показывай… Сесть не предлагают. Далматов ставит коробку на стол. Дядя Паша откидывает крышку мизинцем и любуется содержимым. – Ну видишь. Можешь, когда захочешь. А то как баба, право слово… не хочу, не буду… Запомни, Илюша, так дела не делаются. И был бы кто другой на моем месте, прикопали бы и тебя, и рыжую твою. – Она ни при чем. – Так порядку ради. Ну да все ж хорошо? – Дядя Паша хлопнул в ладоши. Подали кейс. – Пересчитывать будешь? – Нет. – Правильно. Партнерам доверять надо. В этой жизни без доверия никуда… мальчики, проводите Илюшку до машины. А то вдруг кто деньги заберет, и станут говорить, что дядя Паша слово не держит. – Погодите. Я… я знаю, зачем вам камни. – И зачем? – Пальцы сцепились в замок. Брови нахмурились. Осторожней, Далматов, следи за языком, пока он у тебя еще есть. – Оборотная сторона. Равновесие. Поэтому нужны были определенные камни. Тело. Душа. Разум. Сердце. Стороны квадрата уравновешивают друг друга. А саламандра изменяет знак. Минус на минус и плюс в итоге. Вместо смерти – спасение. Кого вы собираетесь спасти? – Фантазер ты, Илюшка. – Дядя Паша рассмеялся и махнул на дверь: – Иди уже. Оставь старика… И вправду проводили до машины, держались в отдалении, делая вид, будто впервые Далматова видят. И только старший, неповоротливый, сказал напоследок: – Ты это… не особо языком. Ясно? Куда уж яснее, и Далматов собирался последовать мудрому совету. Утро он встретит изрядно пьяным, в компании девятнадцатилетней Офелии, мечтающей о карьере и муже или хотя бы спонсоре. Далматов предложит ей сделку. Офелия согласится. Это будет честно, но солнце откажется выходить на небо, и день наполнится снегопадом и сумраком. Наступит зима. В этой комнате солнце создадут искусственно. Множество ламп дневного света. Французские окна. Светлый тюль с золотыми звездами. Игрушки. Множество кукол с вырезанными глазами. И светловолосая девочка, сосредоточенно ковыряющаяся в панцире черепахи ножом. – Анечка, смотри, дедушка приехал. Девочка отложила нож и медленно поднялась. Движения ее были заторможены, а глаза – пусты. – Смотри, милая, что я тебе привез. – Дядя Паша встал на колени и протянул странное ожерелье из ящерок и камней. – Правда, красивое? Девочка завороженно уставилась на алмазы. Синий. Зеленый. Красный. Желтый. Синий… было немного щекотно. И больно. И в волосах чесалось. А еще стало страшно, а потом хорошо. – Дай, – попросила девочка. И дедушка отдал. Застегнул на тоненькой шее. – Теперь все будет хорошо, – пообещал он. И Анечка согласилась: да, хорошо. Ей хорошо. Очень тепло и немного страшно быть в комнате сломанных игрушек. Кто их поломал? И зачем? Она спросила у дедушки, и тот, улыбнувшись, ответил: – Другая девочка. Очень-очень злая. Но мы все исправим. Больше не будем звать ее в гости, да? |