Онлайн книга «Браслет из города ацтеков»
|
Вась-Вася догадывался. А еще испытывал стойкое желание удушить чересчур умного профессора, который выбрал в качестве исповедника веб-камеру. Идиот. Ну почему все вокруг такие непроходимые идиоты? Лискина рука, легшая на плечо, успокоила. – Мне жаль его, – сказала Лиска. – Кого? – Того мальчика. Ему, наверное, было очень одиноко. Пусть и так, но одиночество – еще не повод для убийства. Вась-Вася озвучил мысль, но Лиска лишь плечами пожала. Она была на редкость упрямым существом. Как и сам Вась-Вася. Не стоило на нее давить тогда. Найди он в себе силы поддержать, глядишь, все бы сложилось иначе. Новый дом начался с двери подъезда, ярко-желтой и нарядной. Отец толкнул и мрачно сказал: – Иди. Веди себя хорошо. Не обижай брата. Ягуар кивнул: он не станет. Он вообще не знал, что у него есть брат, а когда узнал, то начал гадать, каков этот брат. Мелкий. Круглый. Ноги косолапые, а волосы вьются. И еще они легкие, на пух похожие. А глаза у брата круглые, кукольные. – Ванечка, – сказала женщина в клетчатом переднике, – это Егор. Егор – это Ванечка. Идите мыть руки, кушать будем. Она улыбнулась отцу и Ягуару, и Ванечке, и всем троим – одинаково приветливо. И руку протянула, чтобы Ягуара погладить, а он испугался и отшатнулся. – Я же тебе говорил, что он – дикий, – буркнул отец, отворачиваясь. Ягуару стало обидно, что теперь эта женщина, от которой вкусно пахло едой, поверит отцу. Она больше не станет улыбаться и превратится в хмурую тетку, вроде классной руководительницы. Уже потом, когда за столом сидели, Ягуар исподтишка рассматривал Светочку. Живое лицо, светлые волосы, ярко-красные серьги в ушах и на шее – три нитки таких же ярких, как выспевшая малина, бус. – Ты будешь жить в комнате с Егором, – сказала Светочка, ставя перед Ягуаром тарелку с борщом. – Ты же не против? – Он не против, – ответил отец и, глянув на Светочку, жестко произнес: – Нечего над ним прыгать. Не маленький уже. Отец был прав, но когда теплая Светочкина рука легла на макушку, Ягуар замер, боясь спугнуть. Мама давно не прикасалась к нему. Мамы больше не было. Но только ночью, когда все-все в квартире уснули, Ягуар позволил себе расплакаться. Он вцепился в подушку зубами, давя хрипы, и отчаянно моргал. Слезы сыпались градом. И Егор проснулся. – Плацес? – шепотом спросил он. – Нет. – Плацес. – Брат сполз с кровати и босиком прошлепал по полу. – На вот. Егор сунул своего медведя с обслюнявленным ухом и поинтересовался: – Где болит? – Тут, – Ягуар приложил детскую ладошку к сердцу. – Слышишь, как стучит? Тень брата, черная в чернильной ночи, кивнула. Егор забрался в кровать, обнял – пахло от него клубничным вареньем – и сказал: – Потерпи. Пройдет. Он четко выговаривал «р», и все равно был смешным. Беспомощным. Близким. Пожалуй, ближе, чем кто-либо в этом мире. Одиночество отступило, и Ягуар понял: он сдержит слово. Он скорее умрет, чем обидит брата. В новый дом солнце приходило рано. Оно пробивалось сквозь дымку тюля и разрисовывало пол узорчатыми тенями. Солнце рассыпало бисерных зайчиков и щекотало нос длинными кошачьими усами. В столбах света плясали пылинки. А пол источал слабый запах краски. Ягуар просыпался и лежал, наслаждаясь покоем. А потом появлялась Светочка и будила Егора поцелуем, а Ягуару подмигивала, и это был их со Светочкой пустяшный секрет. Они завтракали втроем, потому что отец уходил раньше, и собирались, суетливо и смешно. Егор иногда капризничал, но Светочка не злилась на него, как не злилась на Ягуара. Она была очень светлой, Светочка, и Ягуар изо всех сил старался не огорчать ее. Он начал учиться, внезапно осознав, что ничего сложного в учебе нет. Он бегал в магазин и подметал пол. Он вытирал тарелки, радуясь, что Светочка не боится его неловкости. Он читал Егору сказки и сам сочинял истории с участием пластиковых солдат и плюшевого медведя. Светочка радовалась. Отец злился. Он прятал злость внутри себя, и та зрела, готовая в любой миг прорвать тонкую кожицу терпения. А потом Ягуар потерял деньги. Десять рублей, отложенных на магазин, завернутых в тетрадный лист со списком покупок. Он сложил листок, сунул в карман и побежал, спеша поскорей исполнить поручение. Уже в магазине оказалось, что карман дырявый, и листок выпал, и деньги тоже. Отец в потерю не поверил. Он заглянул Ягуару в глаза, скривился, как обычно, и спросил: – Ты ведь их потратил? – Нет, – Ягуар не отвел взгляда. – Ты вор. – Нет. – Ты украл деньги и потратил, – отец убеждал не столько себя, сколько Светочку, застывшую в углу кухни. И именно перед ней Ягуару было стыдно. А вдруг Светочка тоже поверит, что он – вор? И перестанет улыбаться, перестанет подмигивать по утрам, сохраняя смешной секрет? – Я потерял! В кармане дырка была! Я не знал, что там дырка… – Хорошее оправдание. – Митя, может, так все и было? – тихо сказала Светочка. – В конце концов, это просто деньги… – Это мои деньги. И твои деньги. Не его. Он не имеет права брать эти деньги. И уж тем более не имеет права врать. – Послушай… – Светлана, пожалуйста, не вмешивайся. Это мой сын. И мне решать, как его воспитывать. – Но… – Света! Сейчас он ее ударит. И будет виноват Ягуар. Он ведь действительно виноват. Он деньги потерял, и нельзя, чтобы Светочке было больно. – Я потратил деньги, – тихо сказал он, опуская взгляд. – Это я украл и потратил деньги. – Вот видишь? – жесткие пальцы вцепились в ухо. – С ним нельзя мягко. Он не поймет. Отец, получив желаемый ответ, как-то сразу успокоился. Пороть – выпорол, но бил не в полную силу, и Ягуар стерпел. А приказу оставаться в комнате он даже обрадовался. Ягуар не представлял, как теперь сесть за общий стол и посмотреть в глаза Светочке или Егору. Чувство стыда было столь мучительно, что Ягуар забрался под кровать, закрыл глаза и заткнул уши. Он представил, что его здесь нет. Он в другом месте. Где-то далеко-далеко, где солнце гладит горбатые спины скал. И волны играют на струнах света. А заигравшись, выплескиваются на берег, разглаживают белый-белый песок. На песке следы человека и зверя. Человек смугл. Черные его волосы украшены перьями. Кожа – шрамами. В руке его лук, на груди – цепочка с медальоном. Зверь ступает по следу. Он огромен, но не страшен. Он словно вылеплен из света и тени. |