Онлайн книга «Браслет из города ацтеков»
|
Тогда она принялась разжимать эти пальцы, тугие, сведенные судорогой. – Не стоит, – сказал лежащий. Он наблюдал за Лиской с интересом, но по-прежнему не пытался встать и помочь. – Нет, – Лиска почти разжала одну руку, и теперь, зажав клинок между ладонями, расшатывала его, пытаясь выдернуть рукоять, как выдергивают из десны молочный зуб. Когда она почти уже достала нож, Иван ожил, вскочил и оттолкнул Лиску. Он сильный, и Лиска покатилась кувырком по крыше. – Я ошибся, – сказал Иван, разглядывая нож в руке. – Я ошибся! Он повторял и повторял это, отступая к краю крыши. – Стой! – Лиска кинулась к нему, но он выставил руку, заставляя ее остановиться. – Я принес не ту жертву. Солнечный шар налился тяжелым сытым багрянцем. И свет его тоже был красен. – Не надо жертв, – Лиска потерла онемевшую щеку ледяной ладонью. – Не надо, пожалуйста… – Они смеются. Они обманули меня. – Кто? – Лискины пальцы схватили за основание клинка и потянули. – Злые духи Ушмаля. – Их нет здесь. – Есть. Упрямый. Но не отталкивает, напротив, положил руку на плечо, притянул к себе, обнял и коснулся губами волос. – Это они требовали крови… это они говорили мне… говорили нам… а все закончилось еще тогда. – Для них, не для тебя. Отдай нож. Отпусти. Уходи, пока здесь никого нет… они тебя не найдут. Ты спрячешься и… Дверь открылась с грохотом. Заорали: – Стой! Отпусти ее! – Отдай, – шептала Лиска, вцепившись в нож. Тело человека напряглось, он снова соскальзывал в безумие, и тени рассвета разрисовывали кожу пятнами, как будто он и вправду собирался превратиться в зверя. Зарычал. Вцепился в шею, разворачивая. Лискины пальцы соскользнули с лезвия. Полоснул огнем порез. Кровь закапала на черный битум. – Отпусти! – это кричал не Вась-Вася, другой, незнакомый Лиске человек. Он надвигался медленно и неотвратимо, как ледокол на ледяное поле. И пистолет в его руках приковал взгляд. Лиска теперь видела только его. Черный глаз, из которого выскочит пуля. И попадет в Лиску. Или в того, кто пытается спрятаться за нею. Он же болен. Он не понимает, что творит. Коснувшись пальцев, ломавших ее плечо, Лиска мягко сказала: – Все будет хорошо. Отпусти меня и брось нож. Они ничего тебе не сделают. Молчание. Дыхание. Горячее и даже горячечное. А Лиске не страшно. Она знает: Иван не причинит ей вреда. И вообще нельзя было бросать его в тот раз. Все сложилось бы иначе. – Прости меня, – сказал кто-то, и Лиску толкнули. Она опять бы упала, если бы не Вась-Вася, который успел подхватить, обнять и перетянуть, заслоняя ото всех. А следом громыхнуло два выстрела. Лиска закричала. Эта жертва была правильной. Кровь на руках Ягуара казалась черной и густой. Духи Ушмаля пили ее и, напившись, падали, чтобы умереть. Их бесплотные тела сгорали, и с каждым Ягуару становилось легче. Он снова был. И мог дышать. Солнце ласкало, нежно, как мама. Дядя Паша, наверное, рассердится. Не за то, что убил, но потому, что в туалете. Он же профессор, и такая вот нелепая смерть. – Трус ты, Ванька, – скажет он, а потом простит, потому что мертвые с мертвыми всегда договорятся. Так даже лучше. Ягуар все равно не смог бы жить дальше. Его пытаются спасти. Суетятся. Чьи-то руки затыкают рану. Кто-то говорит: – Это была самооборона. И кто-то подтверждает: – Это была самооборона. Ну да. При Ягуаре был пистолет. И если все, собравшиеся на крыше под милостивым взором возродившегося солнца, договорятся, то все пройдет гладко. Кому надо разбираться в смерти такого ублюдка, как он? – Дурачок ты неприкаянный, – сказала Танюша, протягивая руку. – Зачем же ты себя так мучил? – Не знаю. На ней было белое платье, то самое, которое Егорка выбрал для похорон. И мама, молодая, красивая, как на старом снимке, смотрела на них и радовалась. Дядя Паша покачал головой, но потом тоже улыбнулся и сказал: – Хорошо, что все закончилось. – А Егор? Он не может уйти, не узнав, что будет с Егором. И Светочка ясная, словно и вправду из света сложенная, заверила: – Егор поправится. Ее ладошка стерла черное пятно на щеке Ягуара. – И спасибо, что ты хорошо заботился о них. Ягуар поцеловал эту руку, и Светочка рассмеялась. И остальные тоже смеялись над ним, таким нелепым. – Идем, – сказала мама. – Я не могу. Я убийца. Он так долго шел по пути солнца, а вышло – пришел во тьму. Но это хорошо, что тот, как бы он ни звался, кто правит миром, позволил свидеться. Ему будет легче. – Идем, – повторила мама, протягивая руку. – Месть для живых. Все будет хорошо. Ягуар попытался оглянуться, однако свет был повсюду. Свет стер его. А вот это уже было правильно. Переславин позволил забрать пистолет и поехал, куда сказали. Вызвал только адвоката, и никто не стал оспаривать это его конституционное право. На право было насрать. Почему-то казалось, что стоит убить ублюдка, и все вернется на круги своя. Или хотя бы полегчает. Стало только гаже. Девчонка та рыженькая из головы не шла, которая кричала и вырывалась, а мент ее не пускал, успокаивал и уговаривал, глядя поверх головы. И выражение лица у него виноватым было. Ублюдок заслуживал смерти! Но знание не приносило облегчения. В участке Переславин отвечал на вопросы, пробиваясь через реплики суетливого и бестолкового адвоката, и в конце концов Эдгара отпустили. Пистолет забрали. Ну и черт с ним, с пистолетом. Выбравшись наружу, Переславин зачерпнул горсть сырого снега, смял в руке и выбросил грязный катышек: от него пахло не зимней свежестью, а грязью. Подумалось: весна скоро. – Эдгар Иванович, – адвокат зябко кутался в пальто и шмыгал носом, – вы, главное, придерживайтесь заявленной версии. Все будет в порядке. Не будет. Сегодня Переславин убил человека. – Закурить есть? Адвокат протянул всю пачку и предложил: – Давайте я вас подвезу. Переславин посмотрел на часы. Почти полдень. Куда ему ехать? Дома пустота. Тоска загрызет. На работе… и там загрызет. |