Онлайн книга «Соколиная охота»
|
– Куда ушел? – требовательно спрашивала Надежда. – То есть ушли-то все кто куда, институт закрылся по причине банкротства, – с досадой продолжал Сергей. – Вот ты скажи, Надежда, кому это выгодно – такие кадры на улицу выбрасывать? Кому это нужно в государственном масштабе? Всю жизнь, как работать начал, только и слышу: инженер такой, инженер сякой. Рабочий класс, мол, – это да, а вы, интеллигенция, плететесь в хвосте строительства коммунизма Создали, понимаешь, такой образ у людей в голове, что как только скажут «инженер», так сразу всплывает такой хилятик в очках и с бородой. А сколько эти хилятики летом на заработках домов понастроили, леса повалили, дорог проложили! Я тебе так скажу, Надежда, – серьезно продолжал Сергей, заметив, что Надежда улыбается, – если бы не мы, инженеры, так не знаю, как у других, а население нашего города точно бы с голоду померло! Кто по четыре-пять месяцев из колхозов не вылезал? Помнишь? – Помню, – вздохнула Надежда. – Сначала прополка, потом уборка. На всю жизнь я эти поля свекольные запомнила необозримые, до сих пор свеклу терпеть не могу. – А субботники, а овощебаза чуть не каждый выходной? – вопрошал Сергей. – И вот, если мы, несмотря на тяжелейшие условия, еще что-то разработать могли, то нам памятник ставить нужно! Не зря те, кто на Запад подались, первое время там прямо диву давались. Никто тебя не дергает, ни в колхоз, ни на базу, ни в дружину, начальство по пустякам нервы не треплет, ленинский зачет сдавать не нужно, на профсоюзном собрании в ладоши хлопать никто не заставляет! Работай себе на здоровье, и еще кофе два раза в день за счет фирмы подают! – Тихо, Сергей. – Надежда заметила, что на них недовольно оглядываются родственники. – Что про прошлое время вспоминаешь, оно давно кануло. Ты про сейчас рассказывай. – А я и говорю про сейчас! – Сергей понизил голос: – Слава богу, дожили до перестройки. Как говорится, оглянулись – прослезились. Ну, что партия как рулевой не в ту сторону повела, это все знают, про это неинтересно. Но оказалось, что и вести-то теперь некого! Где рабочий класс? Нет рабочего класса, давно мозги пропил. У кого же хоть что-то в головах осталось? У нас, у интеллигенции. Вроде бы доказала жизнь, что работники умственного труда не последние спицы в колесе. Так здрасьте, пожалуйста, опять мы, инженеры, никому не нужны! Я тебя и спрашиваю: кому это выгодно, а, Надя? – Не кипятись, расскажи лучше про Загряжского, – примирительно проговорила Надежда. – Да, так вот, развалился, значит, институт, и мы все кто куда попристраивались. Кто-то за рубеж намылился, да поздно уже: куда в этой Америке ни плюнь, даже в самом малюсеньком городке, где колледж есть, – там сидит русский и физику или математику преподает! Знаешь, даже анекдот такой есть: «Что такое американский университет? Это такое место, где русские профессора учат физике китайских студентов». – Да слышала я этот анекдот! – Надежда потеряла терпение, отчаялась узнать что-нибудь путное и собралась уходить. – Ну, извини, что-то я разошелся. Так, значит, про Загряжского. Организовал он какую-то свою контору. Достал денег, посадил директором одного мужика, у того большие связи в Москве. Специалистов набрал, из своих же сотрудников. Надо ему, Загряжскому-то, должное отдать: организовать дело он всегда умел. Так, в работе-то не очень, но организатор отличный! – Да чем они там занимались, в этой конторе? – потеряла терпение Надежда. – Ты как с луны свалилась! – возмутился Сергей. – Будто и не работала в режимной организации столько лет! У института какой был профиль? Самолетостроение. Каких специалистов Загряжский набрал? Самых лучших, кто остался здесь, конечно. Ну да в нашем секретном профиле не всех выпустят. – А тебя не звал он? – Звал, – усмехнулся Сергей, – да я к тому времени уже работу нашел, неудобно было уходить. И какое-то было у меня предчувствие, что неладно там. Видишь, так оно и вышло. Убили Загряжского, теперь все развалится. – Там же начальник еще остался? – Так он же умер незадолго до этого! Мне Игорь Медунов рассказывал, недавно его встретил, он у Загряжского работал. И Пашу Грибова он пригласил… Сергей замолчал и с улыбкой повернулся навстречу той самой женщине, подтянутой и худощавой, с которой говорил раньше. Та, приблизившись, слегка кивнула Надежде. Простой синий плащ, из которого выглядывал ворот черного свитера, – похороны, полагается в черном. Коротко подстриженные пепельные волосы, серые глаза, никакой косметики. Однако глаза на бледном лице все равно выглядели яркими. – Вы познакомьтесь, – обратился к ним Сергей. – Это Таня Грибова, моя старинная знакомая, а это – Надежда Лебедева… сослуживица моя… давно не виделись, а теперь вот… встретились… Надежда на всякий случай убрала за спину костыль. – Ну ладно, Сережа, я пойду. – Татьяна оглянулась на родственников покойного, рассаживавшихся в автобусе. – На кладбище все равно не поеду, я никого из них не знаю. Провожая глазами удаляющуюся к воротам Татьяну, Надежда спросила: – Давно вы знакомы? Необычная женщина, что-то в ней чувствуется незаурядное. – Еще бы! – Сергей улыбнулся. – Ты даже не представляешь, насколько незаурядное! Мы с ней познакомились пятнадцать лет назад, на полигоне в Казахстане. Точнее, сначала я познакомился с ее мужем. Павел Грибов был тогда знаменитостью, восходящей звездой. Гениальный конструктор, блестящий математик… а она – ты не поверишь! Она тогда была летчицей, испытывала новые модели самолетов. – Летчицей… – протянула Надежда. – Вот это да… Она представила Татьяну за штурвалом самолета и поняла, что именно там она смотрелась бы лучше всего. – Такая потрясающая была пара! – продолжал Сергей. – Ты все время повторяешь – был, была… Почему все это в прошедшем времени? Сергей помрачнел: – Тогда-то с ними и произошло несчастье. Говорят, люди связанных с риском профессий часто погибают в самой спокойной ситуации. Знаменитый альпинист Абалаков утонул в ванне. Минеры попадают под машины, мотогонщики погибают под случайно обрушившимся балконом… Так и у них. Татьяна с Павлом ехали на машине, она была за рулем, и в них врезался «КамАЗ». Водитель «КамАЗа» был пьян, не получил ни царапины. Павел страшно разбился и с тех пор стал инвалидом. Татьяна не так пострадала, но летать после этого больше не могла… Психологически не могла, у нее в душе что-то сломалось. – А здесь-то она что делала? – Я же говорил, Павел последнее время выполнял для Загряжского какую-то большую работу. Ходить он не может, прикован к креслу, но светлая голова осталась, и Загряжский подключил его к своей разработке. |