Онлайн книга «Руки вверх, я ваша тетя!»
|
Ее мотивы были вполне понятны: она представила, как вытянется лицо у Лолы, когда та увидит в собственной квартире милиционера, допрашивающего тетю Калю. А еще хуже — что по этому поводу подумает и скажет Леонид. Поэтому тетя Каля твердо повторила: — В милицию! — Ну, как скажете, — растерянно проговорил Ананасов. В его практике это был первый случай. Оказавшись в кабинете Ананасова, Калерия Ивановна огляделась по сторонам, горестно вздохнула и протянула: — Ох, и бедненько живете! — По средствам живем, — недовольно огрызнулся капитан, — денег не воруем и не печатаем… — Так хоть бы прибрались тут маленько! — тетя Каля покачала головой и закатала рукава. — Эй, вы это чего? — Ананасов окончательно растерялся. — Я, это, не затем вас привез.., я с вас показания снять хочу… — Успеется с показаниями твоими, — отмахнулась Калерия Ивановна. Она уже сгребла в мешок пустые бутылки, вытерла пыль со столов и приступила к шкафам и прочим немудреным предметам милицейской мебели. — Ох ты… воскликнул Ананасов, присовокупив еще кое-какие нецензурные выражения, увидев свой освобожденный от многолетнего мусора стол, — вот же оно, дело Полупотрошеного! А я уж думал, что его сообщники обвиняемого выкрали! В это время дверь кабинета бесшумно отворилась, и на пороге появился невысокий, но очень широкоплечий, увесистый и основательный мужчина среднего возраста с небольшими пронзительными глазами и медно-красным цветом лица. — Товарищ подполковник! — Ананасов вскочил и вытянулся в полный рост, насколько это позволял его измученный похмельем организм. — Разрешите доложить, подозреваемая доставлена! А что она здесь занимается несанкционированной уборкой — так это чистой воды ее самодеятельность! Я пытался пресечь, но безуспешно! Подполковник стоял на пороге, как громом пораженный, и не сводил с тети Кали своего правоохранительного взгляда. Да и было на что посмотреть! Тетя Каля, в своих нестерпимо пламенеющих тюльпанах с закатанными по локоть рукавами, несколько растрепанная и раскрасневшаяся, могла яркостью своей окраски затмить пожарную машину или даже целый отдельный дивизион противопожарной охраны. — Какая женщина! — воскликнул сраженный наповал подполковник. — Какая женщина! Затем он повернулся к Ананасову и проговорил: — Конечно, безуспешно! Где тебе ее пресечь? Это же не женщина, это явление природы! Навроде тайфуна или этой.., как ее.., цукини.., то есть, цунами! Тебе с такой женщиной ни в жисть не сладить! После этого он окончательно забыл о своем незадачливом подчиненном, всем корпусом повернулся к тете Кале и церемонно представился: — Подполковник Хохленко, Кузьма Остапович! — Очень приятно, — тетя Каля весьма ловко слезла со стола — к этому времени она уже добралась до люстры — и также представилась, слегка зардевшись, что при ее природном цвете лица, усугубленном перманентным южным загаром, вряд ли можно было заметить: — Калерия Ивановна я, Свириденко… — А, так это вы… — задумчиво протянул подполковник и тут же решительно добавил: — Ну, дак я зараз же вижу, что вы тут беспременно ни при чем.., вы, так я вижу, в этом конкретном случае невинная жертва трагического стечения обстоятельств… — Ну вот же пришел настоящий мужчина, — проворковала тетя Каля, — и сразу же все в точности определил! Вы, Кузьма Остапович, с одного разу прямо в самый корень попали! — Ты что же это. Ананасов, — повернулся подполковник к своему донельзя изумленному подчиненному, — что же ты такую исключительно порядочную женщину заставил напрягаться, к нам ехать.., поговорил бы мирно по месту жительства… — Так я и хотел по месту жительства, а она сама затребовала… — Ну, если сама — так это просто другое дело… тем более, что иначе бы я.., то есть мы с ней… Подполковник был и вообще-то не очень речист, а сейчас, под действием особых обстоятельств, решительно не смог выбраться из этого предложения и несколько смутился. Ананасов видел такое впервые, да и вообще — смущенный подполковник милиции — зрелище куда более редкое, чем горилла-альбинос или шаровая молния. Вообще, на глазах Ананасова происходило что-то необыкновенное, что-то поистине редкостное, что-то отдаленно напоминающее случающееся раз в году цветение кактуса «царица ночи». Калерия Ивановна стояла посреди кабинета с закатанными рукавами и пыльной тряпкой в руках и не сводила зачарованного взгляда с Кузьмы Остаповича. При его появлении она почувствовала дыхание родных степей, вольное дуновение южного ветра, колышущего бескрайние ковыли, в ушах у нее зазвучали скрип запряженных волами чумацких телег и звонкие голоса гарных хлопцев, перекликающихся, едучи на высоком возу: «Гей, Грицько, сукин кот, ты куда ж, так тебя и разэтак, горилку заховал?» Конечно, все эти экзотические звуки ей только померещились, и никаких чумацких телег в жизни она не видала, да и вообще чумаки вывелись из отечественного обихода больше ста лет тому назад, а в последнее время на их место народилось такое же буйное племя «челноков» — однако от подполковника действительно пахнуло на нее чем-то удивительно родным. — Кузьма Остапович! — зачарованно повторила непоколебимая тетка, и это имя прозвучало в ее устах настоящей музыкой, отдаленно напоминающей небезызвестный марш Мендельсона. — Калерия Ивановна! — в лад ей проговорил бравый подполковник, и в его голосе появились немыслимые прежде мечтательные нотки. Представилась ему вдруг отчего-то тарелка пламенеющего борща — такого густого, чтобы ложка в нем непременно стояла, и такого ароматного, что все соседи начинают задумчиво принюхиваться, и миска замечательных вареников, такая глубокая, что не всякой вилкой можно достать до ее дна, и такая широкая, что не всякая птица долетит… впрочем, это уже, кажется, перебор. Почувствовав, что мысли его приобрели слишком уж неслужебное направление, и вспомнив, что на него смотрят милицейские массы в лице славного капитана Ананасова, подполковник прокашлялся, сбрасывая очарование момента, и проговорил, обращаясь к свидетельнице: — Присядьте, прошу вас, Калерия Ивановна! Зараз мы с вами тут побеседуем, чтобы больше вас не беспокоить… С этими словами он подставил тете Кале инвентарный стул, несколько маловатый и хлипкий для ее внушительных габаритов. Стул под тетей Калей печально скрипнул, но тем не менее устоял. — Отчего же не побеседовать… — тети Калин голос прозвучал как-то особенно певуче, как сопрано певицы Нетребко в арии Виолетты, только не так печально, — но только мне никакого беспокойства.., если с вами еще встретиться — так я всегда согласна… |