
Онлайн книга «Лагерный пахан»
– А откуда я знаю, что вам известно, а что нет? – Да нам вообще-то все про тебя известно. Все-все… – Не бери на понт, начальник! – Ух ты, какие мы борзые!.. И снова лицо сжала сырая резина противогаза, и снова Трофим завис между небом и землей, не зная, что лучше – умереть или воскреснуть… Потом он долго и жадно на потеху ментам глотал воздух. И думал о том, что злить их не стоит… Середец бросил противогаз на стол, за который и сел. Его напарник занял место за другим столом. Трофим оказался в неловком положении, правым боком к одному, левым – к другому. – Успокоился? – вроде бы благодушно спросил Середец. Трофим нутром чувствовал, что перечить ему нельзя, иначе он быстро сменит милость на гнев. – Да, – кивнул он. – В глаза смотреть! – рявкнул опер. И для пущего эффекта с грохотом опустил кулак на стол. Трофим не стал артачиться и повернул к нему голову. – Успокоился, спрашиваю? – Да, начальник, нормально все… – А вчера, значит, ненормально было. Пальбу в ресторане зачем устроил? – Я?! Пальбу?!. – изобразил недоумение Трофим. – Вы что-то путаете, начальник. Середец взял шлем-маску за клапанную коробку и несильно, но убедительно хлестнул резиновым корпусом по своей раскрытой ладони. – А, ну да, что-то было, – кивнул Трофим. Отпираться было глупо. Его взяли с «наганом», из которого он стрелял. Да и свидетелей немало было, а работать с ними менты умеют… – Пьяный был, плохо помню… – И что человека убил, тоже не помнишь? – спросил старлей. Его вопрос прозвучал ударом хлыста. Трофим вздрогнул, нервно обернул к нему голову. – Да нет же, не убивал… Ну, может, ранил… – А если убил? – резко спросил Середец. Пришлось повернуть голову в его сторону. – Да нет… – с надеждой протянул Трофим. Уж очень много зависело от того, убил он или нет. Если «да», могут и к высшей мере приговорить, если «нет», тут уж от степени тяжести ранения зависит. В лучшем случае, можно на пять-шесть лет попасть, да и в худшем к стенке не поставят… – Повезло тебе, Трофимов, – совсем неодобрительно посмотрел на него Середец. – Ранил ты потерпевшего, не убил. Ранение не смертельное, но возможна потеря трудоспособности. Так что не радуйся, в любом случае влип ты капитально… Целый букет на тебе, Трофимов. В человека стрелял, на людей с топором бросался, сокамерницу душил… – Так я ж это, признал свою вину. – Ну, если б ты все признал, тогда бы мы с тобой по-другому говорили. И перед судом бы походатайствовали… «Наган» у тебя откуда? – «Наган»?! – задумался Трофим. – Да нашел… На речке купался, на берег выхожу, смотрю, лежит под кустиком… – Срок твой там, под кустиком лежит… – зловеще стрельнул взглядом Середец. И снова взялся за противогаз. – Откуда оружие? Последний раз спрашиваю… Трофим с ужасом смотрел на орудие пытки. Сейчас начнется… – Да говорю же, нашел… Хочешь не хочешь, а надо терпеть. Нельзя сознаваться, нельзя припечатывать себя к убийству цехового фраера. Тогда точно каюк… – Ну, смотри, мы хотели как лучше… Середец словно бы нехотя поднялся, раскрыл в руках шлем-маску. Трофим плотно зажмурил глаза и плотно закусил губу… Зря менты думают, что его легко сломать. Он сделан из крепкой стали, потому легко гнется. Но не ломается… Он уже мысленно распрощался с жизнью, когда сквозь раскрывшуюся трубку в легкие слабенькой струйкой потек спертый воздух. Его катастрофически не хватало, чтобы надышаться всласть. Изощренное издевательство – насыщать придушенного человека воздухом через фильтр противогаза… А потом трубку снова пережали… * * * В камере предварительного заключения было жарко и душно – настоящая парилка. Крохотное окошко, закрытое решетками и ресничками, спрятанная под потолком лампочка, теснота, вонь от параши, на грубо сколоченных нарах в расплывчатых разводах плавают чьи-то лица… Мест свободных нет. Но Трофим и на полу может посидеть. Для него это сейчас за праздник. Да и ноги уже не держат, чтобы идти дальше. А камерная духота и вонь – это такой пустяк по сравнению с душегубкой, которую ему устроили опера… Если б только противогаз. Они устроили ему знакомство с Уголовно-процессуальным кодексом. Пытка есть такая, когда бьют толстенной книгой по голове. Эффект кувалды, а синяков нет. Мозги после такой процедуры в клейстер превращаются, чтобы снова загустели, время должно пройти… Он обессиленно опустился прямо на ступеньки, оперся спиной о только что закрывшуюся дверь. Грудь высоко вздымается, сердце вот-вот выпрыгнет из груди, но ему в кайф. Закончились пытки, и какое счастье, что есть возможность перевести дух… С потолка упала прохладная капля конденсированной влаги, плюхнулась на лоб, скатилась по носу на губу. «Мед-пиво пил, по усам текло…» – мелькнула в голове известная с детства фраза. Трофим слизнул каплю, блаженно улыбнулся. По усам текло и в рот попало… Пить охота, и вода совсем рядом – из трубы прямо в чашу стекает вода… Сейчас он наберется сил, поднимется, напьется вдоволь… – Эй, черт, ты че там застрял? – как будто откуда-то издалека, словно через толстый слой ваты в ушах, донесся до него чей-то голос. Трофим сжал кулаки, вернее, попытался это сделать. Слабина в руках, и ноги не держат. Плохо, очень плохо… Он согнул ноги в коленях, уложил на них руки, уронил на запястья голову, закрыл глаза. Надо сделать вид, что он ничего не услышал. Надо перетерпеть, выждать момент… – Ты чо, оглох? Трофим снова промолчал… Да, это проявление слабости, но ведь он действительно еле живой от пережитого. – Севчик, да отстань ты от него, не видишь, каличный он… Кто-то заступился за Трофима. Но сделано это не от широкой души, а от желания унизить его еще больше… Сначала чертом его обозвали, затем каличным. Видно, что бакланы это беспонтовые, только-только парашу нюхать начинают. Эти за базаром не следят, смердят словами, пока живы… – Да пусть хоть деланый! Ко мне сейчас телка придет, а он на проходе развалился! Кичится Севчик, изгаляется. Точно, баклан… Трофим не открывал глаз, чтобы не встретиться с ним взглядом. Силы уже возвращаются, закипающая в крови злость подгоняет их. Еще немного, и он будет в норме… – А может, это и есть твоя телка? И дружок его куражится не по-детски. Такой же дегенерат… – Гюльчатай, в натуре!.. Эй, Гюльчатай, личико покажи!.. Но Трофим даже не шелохнулся. Послышался шорох сползающей с нар задницы; тяжелое дыхание, смрад давно немытого тела. |