Онлайн книга «Перебиты, поломаны крылья»
|
– Ну, правильно, да. Любил я Эльвиру, – кивнул Илья. – Она из армии меня ждала, потом казус был, расстались мы. Она за Окулова вышла, я с Нилой сошелся, в общем, раскидала нас жизнь… Погоди, а почему ты утверждаешь, что я ее убил? – не сразу, но дошел до Ильи подвох заданного вопроса. – Есть признательные показания с твоей росписью. – Это неправда. Я чистосердечно признался, чтобы облегчить свою участь. Но я откажусь от показаний… – Но твою Эльвиру этим не вернуть, – жестко усмехнулся Андрей. – Неужели ты думаешь, что это я ее убил? – А почему я должен думать иначе? – Не должен, – поник Илья. Если бы Андрей приходился ему родным братом, даже столь близкое родство не смогло бы обязать его верить человеку, который сам признался в убийстве. – Если убийство действительно совершил ты, я все равно посоветовал бы тебе отказаться от своих показаний. – Так и я о том думаю! – взбодренно кивнул Илья. – Ты не так меня понял, – совсем неутешительно покачал головой Андрей. – Пока не поздно, я бы посоветовал тебе написать по-настоящему чистосердечное признание. С подробным указанием всех деталей происшедшего… – А я разве не подробно написал? – Подробно. Но это не признание, это сочинение на вольную тему. На вольную тему в условиях неволи… Ты пишешь, что не хотел убивать Эльвиру, что это не ты, а твои эмоции столкнули ее в воду… – Я не сталкивал ее в воду. Но да, написал признание. Но я же говорю, что сделал это для того, чтобы облегчить свою участь… – Это не признание, это отговорка, которая еще больше настроит против тебя судью. Есть одно обстоятельство, которое ставит на тебе крест. По материалам дела следует, что убийство совершено с целью ограбления. С потерпевшей сорваны сережки, возможно, золотая цепочка с кулоном и кольцо, которое изъяли у тебя при обыске. А ты говоришь про какие-то чувства и эмоции. Сказать, какую картинку для себя нарисует судья? Сначала ты вступил с потерпевшей в интимную связь, возможно, изнасиловал, затем ты ограбил ее и затем уже убил… – Но это неправда! – Не знаю. Но показания все равно измени. Чтобы логика в них была. Пусть она и страшная, но она должна вписываться в общую картину… – Но я не убивал! – Можешь все отрицать, твое дело… Кстати, есть еще одна возможность облегчить свою участь. – Как? – Встать на путь исправления прямо сейчас. – Это как? – Заключенный, вставший на пусть исправления, обязан следить за порядком в камере и обращать внимание начальства на факты, не отвечающие требованиям внутреннего распорядка, – саркастически-официальным тоном, с каверзной улыбкой на плотно сведенных губах проговорил Андрей. – Я знаю, как называются такие заключенные. Стукачом хочешь меня сделать? – Ну зачем так сразу! Я всего лишь предлагаю принять к рассмотрению вариант возможного сотрудничества – со всеми вытекающими, выгодными для тебя последствиями. Суд учтет твою благонадежность, а начальник следственного изолятора оставит тебя отбывать срок в отряде хозобслуги, а это – послабление режима и в конечном итоге условно-досрочное освобождение… – А если я откажусь? – Отказаться – твое право, а мое право – заставить тебя принять мое предложение. Но в силу родственных, так сказать, чувств заставлять я тебя не буду. Ну а если ты вдруг сам захочешь, отговаривать тебя не стану. – Не захочу. – Тогда закроем тему. – А что такое условно-досрочное освобождение, я знаю. Андрей призвал Илью остановиться, но тот продолжал по инерции. – Что ты знаешь? – А человека одного знаю. Он по условно-досрочному освободился, а потом его нахал какой-то в лицо ударил. Так нахалу ничего, а Кирилла в тюрьму, срок досиживать будет… – Это он тебе такое сказал? – усмехнулся Андрей. – Да. – Сказать можно все, что угодно. Не верь в тюрьме никому. Даже мне не надо верить… А то, что на условиях досрочного освобождения можно загреметь в тюрьму за административное правонарушение, такое – да, бывает… Как, ты говоришь, зовут его? – Кирилл. – А фамилия? – Э-э, Матюшин. Илья не раз слышал, как Кирилла окликают по фамилии, но не знал, надо ли было рассказывать о нем Андрею. – С тобой по этапу пришел? – Да. – Погоди, я сейчас. Андрей вышел из кабинета и очень скоро вернулся с картонной папкой в руках. Личное дело подследственного Матюшина Кирилла Вадимовича. – Ударили его, говоришь? – вчитавшись в дело, с ухмылкой спросил Андрей. – А это смотря кто кого ударил. В ограблении он подозревается. Телефон сотовый у человека забрал. Сначала ударил, а потом забрал. На месте преступления задержан, с поличным… – А первый раз за что его посадили? – удивленно спросил Илья. Он не думал, что Андрей врет насчет мобильного телефона. Зачем ему это?.. Зато выходило, что Кирилл соврал. Но ведь он и сам предупреждал, что нельзя ему верить. – Так, сейчас… Осужден на восемь лет строгого режима за изнасилование… Был преподавателем филиала социального института в нашем городе, изнасиловал студентку четвертого курса, так, Воротынскую Юлию Николаевну… А тебе он что рассказывал? – То же самое. – Хоть здесь не соврал… Неприятный момент, скажу тебе. За изнасилование у нас не очень жалуют… Андрей продолжал изучать личное дело. – Так, под следствием находился в нашем изоляторе, осужден семь лет назад. Я тогда еще здесь не работал… Ты с ним задружил, да? – Ну, что-то вроде того. – Плохо, – озадачился Андрей. – Может быть, даже хуже, чем я думаю… Он достал из кармана телефон, протянул ему. – Я сейчас уйду, а ты пока с Нилой поговори. Пообщайся. В этот раз Андрей отсутствовал дольше – минут пятнадцать, не меньше. Зато вернулся в благодушном настроении. – Нормально все с этим твоим Матюшиным, братва признала его невиновным. Суд признал одно, а братва другое. У суда одно наказание, у братвы другое. Понимаешь, о чем я? – Понимаю, – удрученно кивнул Илья. Он уже знал, что насильников в тюрьме опускают. И тех, кто с опущенными якшается, наказывают так же. И если с Кириллом что-то неладно по этой части, то Илья тоже мог оказаться в касте неприкасаемых. Но раз с Кириллом все в порядке, то бояться, казалось бы, нечего. Но сам факт существования в тюрьме столь мерзких и чудовищных по своим последствиям порядков повергал в унылое отчаяние. |