Книга Опасная тайна Зала фресок, страница 41 – Питер Мэй

— Ну что, какие открытия?

Энцо раздраженно покосился на дочь и снова уставился в увеличительное стекло.

— Погоди, тут что-то написано с краю. — И он прочел: — «Произведено „Моэ и Шандон“ в Эперне, Франция, мюзле [42] производства фирмы „ЭПАРНИКС“».

— Потрясающе. Все сразу стало ясно.

Энцо повернул бутылку, чтобы взглянуть на этикетку сзади, но не увидел ничего, кроме еще одной надписи «Виноградник Дом Периньон», пары символов утилизации и штрих-кода. Ну все, двести евро коту под хвост. Он с размаху грохнул бутылку на стол:

— Putain! [43]

— Папа! — Софи изобразила комический испуг. — Не сквернословь!

Энцо подхватил свою торбу и пиджак:

— Пойду напьюсь.

На самом деле он не собирался сильно набираться — это была скорее фигура речи, чем реальные планы, но после пиццы в «Лампара» случайно встретил нехорошую компанию в «Форуме» и нечаянно осуществил свое неосторожное обещание на двести процентов. В час ночи Маклеод нетвердой походкой поднимался в квартиру. Обильная еда и пьянка обошлись ему едва ли в сотую долю стоимости шампанского, но это мало утешало.

В квартире было темно, когда он открыл входную дверь, уверенный, что на этот раз не споткнется о металлоискатель. Однако подарочек Бертрана ему с успехом заменила стопка книг в гостиной, некстати попавшаяся на пути. Энцо едва не растянулся во весь рост, налетев на стол и сбив бутылку «Дом Периньон», покатившуюся со странно глухим звуком. Не веря своим ушам, он схватил драгоценное шампанское: толстостенная бутылка была тяжелой, но все же легче, чем он запомнил днем. Сжав горлышко в кулаке, он прошел через гостиную и включил свет. Фольга была сорвана, бутылка откупорена и опустошена. На столе красовались снятая проволочная уздечка и вынутая пробка. В груди Энцо заклокотал настоящий гнев.

— Софи! — Его рев взорвал тишину квартиры. Он стоял, тяжело дыша и прислушиваясь, но было тихо. Наверное, она еще не вернулась. — Софи! — Он протопал через холл и распахнул дверь ее спальни. Лунный свет из окна падал на постель, с которой, закрываясь простынями, на него смотрели два испуганных лица. Весь принятый внутрь алкоголь моментально испарился без остатка — Энцо струхнул, что у него двоится в глазах. Но страх сменился бешенством, когда он заметил бриллиантовый отблеск на одном из лиц. — Бертран! — В одной постели с его дочерью! В его собственном доме! Разум отказывался в это верить. — Господи Иисусе! — вырвалось у Энцо.

— Папа, я все могу объяснить…

— Не-ет, с меня хватит! — указал он пальцем на Бертрана. — Пошел вон отсюда!

— Да, сэр… — Парень соскочил с кровати, совершенно голый, слегка согнувшись и прикрываясь руками, схватил футболку и начал натягивать шорты, прыгая на одной ноге.

— Вы выпили мое шампанское! — Энцо не знал, что бесит его сильнее — застать Бертрана в постели Софи или обнаружить, что эти двое запросто выжрали отвратительно дорогое «Дом Периньон».

Софи села, прижимая к груди простыню:

— Ты же сказал, что купил его только ради этикетки!

— Господи Иисусе!

— Но ты так сказал!

— Ты хоть представляешь, сколько стоила эта бутылка?

— Полторы сотни евро, — буркнул Бертран, расстегивая замки на сандалиях.

Энцо перевел испепеляющий взгляд на дерзкого юнца:

— Значит, знал и все-таки выпил?

— Папа, это моя вина. Я правда думала, что тебя интересует только этикетка. А у нас как раз нашелся прекрасный повод открыть шампанское.

— И что вы обмывали, бессовестные?

Софи посмотрела на Бертрана, который напрягся, приготовившись к взрыву эмоций.

— Бертран предложил мне выйти за него замуж.

Словно черная туча спустилась на Энцо. Внутри все вдруг словно застыло.

— Через мой труп! — Он перевел тяжелый взгляд на Бертрана. — Я велел тебе убираться вон.

Бертран безнадежно покачал головой, понимая, что споры ни к чему не приведут.

— Хорошо, я ухожу, — подавленно и грустно отозвался он.

— Па-па-а-а! — отчаянно закричала Софи.

Бертран прошлепал мимо Энцо в коридор, держа сандалии в руке, и что-то пробормотал себе под нос.

Энцо резко обернулся:

— Что ты сказал?

Бертран повернулся как на пружинах и повторил ему прямо в лицо:

— Кто в здравом уме станет выбрасывать полторы сотни евро ради этикетки?

— Сто девяносто, — поправил Энцо.

— Ну, тогда вас просто ограбили.

Энцо побагровел от гнева, подогретого сознанием, что Бертран, пожалуй, прав.

— Это важная улика для раскрытия убийства человека!

— Жака Гейяра, что ли?

— Да. Только я не смог ее расшифровать.

— Что тут расшифровывать в бутылке шампанского?

— Год сбора урожая. Он наверняка выбран с какой-то целью.

— Тысяча девятьсот девяностый?

— Да.

Бертран секунду подумал.

— А когда был убит Гейяр?

— В тысяча девятьсот девяносто шестом.

Молодой человек пожал плечами:

— Вот вам и связь.

— Не понял?

— «Дом Периньон» урожая девяностого года не поступал в продажу до девяносто шестого.

— Откуда ты знаешь?

— Прежде чем поступить в Центр народного образования и спорта, я год учился на сомелье.

— И сразу стал экспертом, да?

— Нет. Но кое-что о винах знаю.

Глубокая вертикальная морщина прорезала переносицу Энцо.

— Тогда открой нам, какое отношение к Гейяру имеет дом Периньон.

— Относительно Гейяра не скажу, — с вызовом ответил Бертран. — Но знаю, что Периньона звали Пьер, фамилии не помню, он родился в середине семнадцатого века и еще юношей постригся в монахи в общине бенедиктинцев. Ему и тридцати не было, когда его назначили дегустатором вин в аббатстве Отвилье. Некоторые приписывают ему изобретение шампанского, но вообще-то игристые вина к тому времени уже сто лет производились в монастырях на юге Франции. Считается, что Периньон был слепым, и это якобы обостряло его вкусовые ощущения, но это миф. Правда в том, что он был чертовски хорошим дегустатором. Он первым предложил смешивать сорта винограда, выращенного в Шампани, и первым начал разливать местное игристое вино в прочные стеклянные бутылки с испанскими пробками.