Онлайн книга «Десантура-1942. В ледяном аду»
|
– Обычные потери, господин подполковник. Неизбежные на войне, – пожал плечами обер-лейтенант. – Неизбежные, да! То-то вы после Игожева и Тарасова как с цепи сорвались, не давая нам продыху. – Приоткрою вам тайну. В Игожеве был ранен начальник штаба двенадцатой пехотной дивизии. А командир дивизии… – Убит? – отрывисто спросил Тарасов. – Нет… Был эвакуирован в одном нижнем белье, – тонко усмехнулся фон Вальдерзее. – После чего был сильно зол! Тарасов юмор «эвакуации» оценил: – Передайте ему мои искренние извинения. – Обязательно, Николай Ефимович! – засмеялся немец. – А что вы скажете по поводу разгрома аэродрома в Глебовщине? – вернулся к теме разговора комбриг. – Это было неприятно, но не смертельно. Утром двадцать первого марта, когда последние ваши парашютисты заканчивали сбор у Малого Опуева, началась немецкая операция «Наведение мостов». Пять дивизий генерала Зейдлица фон Курцбаха медленно, но верно двинулись в восточном направлении от Старой Руссы, чтобы закрыть брешь между шестнадцатой армией и окруженным вторым армейским корпусом. И закрыли. Коридор был восстановлен. Вот так, Николай Ефимович. Фон Вальдерзее разглядывал поджавшего губы Тарасова. – Но давайте же продолжим. Итак. Вы осознали, что вам грозит смерть от рук НКВД, и…? – А? – словно очнулся Тарасов. – Что решили вы после осознания факта неминуемого расстрела? – Стал размышлять. – О чем? – О вариантах невозвращения… * * * На этот раз получалось как нельзя лучше. Двести четвертая ворвалась в Игожево и вела там хотя и тяжелый, но успешный бой. Немцы бежали как тараканы в своих серо-зеленых шинелях по колхозным заснеженным полям. Бежали они и из Старого Тарасова, куда ворвалась первая маневренная бригада. Тарасовцы вели бой в Тарасове, уничтожая фрицев…. Символично… «За командира!» – ревела бригада, рубя штык-ножами полуголых немцев. Цепи шли одна за другой – десантники падали, вставали, снова падали. Некоторые уже не вставали… Даже взвод танков не смог помочь гансам. Два танка уже горели, подбитые расчетами «ПТР». Два еще отползали, огрызаясь пулеметными очередями и гулкими выхлопами орудий. Вот и еще один задымил, а последний вдруг рванул неожиданно вперед, вздымая снежную пыль, и скрылся за большой избой. Тарасов метался среди горящих изб деревни: – Вперед, сукины дети, орелики мои! И бригада шла вперед, прочесывая дом за домом. Они падали, умирая в демянских снегах, но шли вперед. Но… Танк выполз из-за избы, поливая свинцом залегших перед бронированной махиной бойцов. – Противотанкисты! Противотанкисты где? – заорал Тарасов после очередного выстрела. Особист Гриншпун рванул куда-то в сторону, матерясь на застрявших пэтээрщиков. Внезапно под танком рванул черно-белый – с клочьями пламени и земли – снег. Боец, кинувший связку, приподнялся, махнул рукой… И тут же осел в снег! Десантники побежали вперед, кто-то наклонился над бойцом, подорвавшим танк… – Комиссара убило! Комиссара! – понеслось по цепям. Тарасов вскинулся, отбросив винтовку: – Ильич! Ильич, скотина, ты куда полез! Мачихин чуть приподнялся на локте. Обернулся. Чуть кивнул – хорошо, все хо-ро-шо… И уронил руку. Руку, которой только что подбил двумя противотанковыми гранатами «трешку», выползшую из-за избы. А тело его дрогнуло, выбросив еще один фонтанчик крови. – Тащите его, млять! Старший лейтенант Миша Бурдэ перекатом рванул к телу комиссара. – Молдаванин, тащи, ссука, комиссара! – Есть, товарищ подполк… Командир четвертой роты третьего батальона ткнулся в тело Мачихина. Откуда-то бил пулеметчик. Тарасов яростно закричал: – Подавить ссуку! Бойцы! Вперед, ребята! А сам бросился к Мачихину. Комиссар попытался что-то сказать Тарасову. Получалось плохо… – Молчи, Ильич, молчи… Сейчас мы тебе… Санитары! Санитары, мать вашу! – подполковник встал на колени и кричал, кричал в грохот боя: – Молчи, говорю! Тебе говорить нельзя. Хватит еще нам с тобой войны! Довоюем, наговоримся! Комиссар молча улыбался окровавленным ртом, как-то жалобно смотря на Тарасова. А позади горела изба. Горел снег… – Санитар! Санитар! А Мачихин шептал что-то.. – Не слышу, комиссар, не слышу! Близкий разрыв осыпал Тарасова кусками мерзлой земли. – Ефимыч, слушай, что скажу… Ребята-то у нас… – Что, ребята? – Тарасов пригнулся опять – очередь из пулемета прошла совсем рядом. Он чертыхнулся, посмотрел на убитого старлея и повернул его на бок, прикрывая мертвым телом еще живого комиссара. – Богатыри у нас ребята…Смотри… Ребята же шли вперед… Падая и вставая. Падая. И не вставая. – Он шел по болоту. Не глядя назад. Он бога не звал на подмогу. Он просто работал, как русский солдат… – зашептал комиссар. – Что? Что, Ильич? Мачихин потерял сознание. Снег краснел под ним… – Мачихин! Мачихин!! – орал на него Тарасов. – Это преступление! Командиров не осталось практически! Ты не имеешь права, батальонный комиссар! – Николай Ефимович! – схватил его кто-то за плечо. – Товарищ подполковник! Жив он, жив! Тарасов оглянулся: – Особист? Ты? Ранен? – Нет еще. Комиссара надо эвакуировать. Тарасов молча посмотрел на заострившееся лицо Мачихина: – Действуй! Гриншпун с двумя бойцами потащили тяжелораненого комиссара за дымящий дом, а Тарасов встал во весь рост. Достал трофейный «вальтер»… Под шквальным огнем встал. – Ребятки! Вперед! За Родину, орлы! Мать же перемать! И бригада поднялась. Воздуха не было. Был свинец с прослойками крови. Штык на штык. Нетвердые ноги. Твердые руки. Скрип зубов. Мат-перемат. Ощеренный рот. Удар прикладом в этот рот. Кто-то рядом упал. Кто-то бежит. Кто-то хрипит. Кто-то кашляет. Кто-то рычит. Теряем бойцов, теряем… Кровь. |