Онлайн книга «Десантура-1942. В ледяном аду»
|
– Еще всю бригаду, скажи… – обозлился Шевцов, дергая что-то под снегом. – Вань, бригада – это мы! – Скажешь, тоже… – А кто еще? Шевцов ничего не ответил, яростно дергая пружину крепления, впившуюся в промокший задник правого ботинка и натиравшую сухожилие. Кажется, ахиллово? Так его доктор на санподготовке называл? – Ладно, Вить… Пошли. На привале посмотрю. Поможешь? – Помогу. Только до привала еще как до Берлина раком. – Доберемся и до Берлина. Слева взлетела немецкая ракета. Немцы их пускали экономно. Все-таки в котле сидели. Обычно не жалели ночью ни освещение, ни патроны. А здесь сидят как мыши. Раз в пятнадцать минут запускают. Еще реже шмальнут куда-то очередью. Или того смешнее – одиночным. Больше намекая нашим – не спим, не спим! Нечего к нам за языками лазать! А мимо почти три тысячи человек в белых маскхалатах в тыл проходят! «Блин, как же все-таки тяжело идти!» – подумал Заборских, утирая пот с лица. Шли они на лыжах охотничьих. Широких – с ладонь. По целику на них не бегают. Ходят, высоко поднимая ноги. Колено до пояса. На каждому шагу. И так пятнадцать километров… Под утро поднялась метель. Идти стало сложнее. Но зато хоть как-то следы заметало… Впрочем, после такого стада: – четыре отдельных батальона; – артминдивизион; – отдельная разведывательно-самокатная рота; – отдельная саперно-подрывная; – рота связи; – зенитно-пулеметная рота. Две тысячи шестьсот человек в промежутке между двумя опорными пунктами – Кневицы и Беглово, – а это всего лишь пять-шесть километров поля. Впрочем, метель не помогла… Когда рассвело, бригада устроилась на дневку… – Шевцов, что у тебя с креплением? – Не только у него, сержант, – откликнулся ефрейтор Коля Норицын. – Почитай, пол-отделения маются. А то и полроты. А стало быть, и полбригады. Заборских ругнулся про себя. Несмотря на морозную зиму – в феврале до минус сорока двух доходило, – болота так и не замерзли. Десантники проваливались до самой воды – сами здоровяки и груз у каждого полцентнера. Сначала думали идти в валенках. Хотя днем и припекало уже по-весеннему, ночью мороз трещал, опускаясь до двадцати пяти, а то и тридцати. Но потом комбриг приказал идти в ботинках. А крепление по ботинку скользит, сволочь, и начинает по сухожилию ездить вверх-вниз. Некоторые уже пластырями потертости заклеивают. – Все живы? – подошел комвзвода, младший лейтенант со смешной фамилией Юрчик. – Так точно, товарищ командир! – козырнул Заборских. – Только вот… – Знаю, – оборвал его комвзвода. – Решим этот вопрос. Пока отдыхайте. Костры не разводить. Не курить. Паек не трогать. – А как тогда отдыхать? – спросил кто-то из десантников. Млалей обернулся на голос: – Можешь посрать сходить. Только бумаги тебе не выдам. Так что пользуйся свежим снежком. Вот тебе и развлечение. Отделение тихо захихикало. Тихо, потому что все, в немецком тылу уже… – Воздух! – сдавленно крикнул кто-то. С северо-запада донесся басовитый гул. Через несколько минут, едва не касаясь макушек деревьев, над бригадой проползли три огромных самолета. – Транспортники… – вполголоса, как будто его могли услышать пилоты, сказал Юрчик. – «Юнкерсы»? Полсотни два? Да, товарищ младший лейтенант? – спросил его самый мелкий в отделении – семнадцать лет, почти сын полка! – Сашка Доценко. – Да, немцы их тетками кличут… Последняя «тетушка» уже уползала дальше, в сторону Демянска, как вдруг раздался выстрел, второй, третий! – Бах! Бах! Бах! «СВТшка»! А самолет так же величаво удалился. Как будто бы и не заметил… – Кто стрелял?! Кто стрелял, твою мать?! – Писец котенку, срать больше не будет… – меланхолично сказал Шевцов. Вокруг забегали, засуетились люди. Минут через пять к командованию бригады потащили провинившегося. Заборских зло посмотрел на провинившегося косячника. А потом повернулся к своему отделению: – Стрельнут сейчас паразита. И поделом. Чуть всю бригаду не спалил, урод. Ты, Доценко, скажи-ка мне – кто такой десантник? – Десантник есть лучший советский воин, товарищ сержант! – А что значит лучший? – Значит самый подготовленный в плане стрельбы, рукопашного боя, знания уставов… – И? – И дисциплины, а также морально-политической подготовки! – Молодец, Доценко! Оружие в порядке? – Обижаете, товарищ командир! – Немец тебя как бы не обидел. – Я немца сам обижу, мало не покажется! Заборских покачал головой: – Сомневаюсь… Покажи-ка оружие. Доценко протянул «светку» настырному, как казалось, командиру отделения. А в небе опять загудело. – Суки! – чертыхнулся кто-то, когда над лесом пронеслась тройка «Юнкерсов». Но уже не толстых «теток». А лаптежников-пикировщиков. Правда, в пике они не заходили. Начали, твари, работать по площадям. Мелкие бомбы сыпались горохом. То тут, то там – бум! бум! бум! Один особо близкий разрыв накрыл сержанта Заборских снегом, крупицами земли и мелконькими щепочками. Хорошо, что не видели, куда бомбить, твари! И так два часа! Одна тройка улетит, другая прилетит! И с места не двинуться… * * * – Расстрелять к чертовой матери дурака! – орал Тарасов. – Не успели в котел войти – уже потери! Сколько? Командир бригады резко повернулся к подошедшему начальнику медицинской службы. – Девятнадцать убитых. Двадцать шесть раненых. Тяжелых десять, товарищ подполковник. – Урод! – Тарасов схватил за грудки невысокого белобрысого десантника. – Ты понимаешь, что натворил? Два взвода вывел из строя. Два взвода! Из-за таких, как ты, вся операция под угрозой срыва. Парень только хлопал белесыми ресницами. – Расстрелять! Пацан вдруг заплакал и попытался что-то сказать, но бойцы комендантского взвода подхватили его под руки и потащили в сторону. – Товарищ подполковник, можно на пару слов? – Комиссар бригады отвел в сторону Тарасова. |