Онлайн книга «Огни на курганах»
|
Все женщины засмеялись, а мальчик, указывая пальцем на Будакена, сказал Фейзавлу: – Он гораздо сильнее тебя. Рокшанек равнодушно спросила: – Правда ли, что у вас мужчины сами доят кобылиц? – И вы едите лошадей? – добавила княгиня-мать. – На наших конях мы мчимся по степи, они дают нам еду, и мы едим то, что мы любим. – Водятся ли у вас на родине такие ящерицы? Убиваете ли вы их? – У нас их много, – ответил Будакен. – Но их трогать нельзя: они наши друзья – ловят ядовитых змей. – А у тебя есть такой дом, как этот? – лениво обратилась Рокшанек к молчаливому Спитамену. – Мы, кочевники, имеем такие дома, чтобы их можно было увезти с собой на другое место. – А почему? – Мысли Рокшанек были далеко, и она дразнила павлиньим пером ящерицу, шипевшую и раздувавшую горло… – Наши кони и бараны любят новые места, – отвечал Спитамен. – Когда мы простоим целую зиму в одной долине, весна разогреет землю, зацветут красные маки, желтые тюльпаны и синие ирисы, потянутся на север перелетные птицы – тут у всех кочевников разгорается сердце, мы торопимся снять шатры и уходим далеко, на много дней пути, к берегу речки или к подножию горы, где из камней выбиваются чистые ключи. Там мы снова спешим поставить шатры и пустить наш скот на свежую, незатоптанную траву. И тогда наши быки и кони скоро делаются круглыми, с блестящей шерстью. Рокшанек захлопала в ладоши: – Вот это мне нравится! Мне скучно здесь, в этих стенах. Я хочу повидать мир, проехать по бесконечным дорогам, которые тянутся через всю вселенную. А они меня, – она показала на других женщин, – заставляют выйти замуж за одного из мальчиков, воющих в саду, чтобы он запер меня в своей башне и заставлял всю жизнь вышивать занавески. – Почему же ты не уйдешь смотреть мир? – спросил Спитамен. – Я? Уйти одной? А кто будет заплетать мои волосы? Кто будет растирать мое тело душистым маслом? Нет, я жду, что великий Ахурамазда услышит мои молитвы и пришлет мне такого могущественного человека, который провезет меня через далекие страны до того места, где небо сходится с землей. – Я знаю женщину, – сказал Спитамен, – она без могущественного человека, одна с ребенком прошла пешком через всю Персию, от Мараканды до Вавилона, чтобы разыскать своего мужа, проданного в рабство. – Значит, она шла пешком, как нищая? – Губы Рокшанек скривились в усмешку. – Да. Она раскаленным гвоздем сожгла себе лицо до пузырей, закуталась, как прокаженная, рваным покрывалом, чтобы ее никто не тронул в пути, и протянутая за милостыней рука прокормила и ее, и ребенка. – И что же, нашла она в Вавилоне мужа? – спросила одна из женщин. – Да, она нашла мужа, помогла ему бежать, и они вместе вернулись в Мараканду. Это была моя мать. – О, счастливая! – воскликнули женщины. Но Рокшанек, пожав плечами, отвернулась от Спитамена и обратилась к Будакену: – Почему ты так грустен? – Мой сын ушел на войну по вызову царя царей и попал в плен, теперь он стал рабом. – Мое сердце грустит о нем – я жалею его… – Если бы мой сын был свободен, – сказал Будакен, – то он бы смог показать тебе полмира. – Но я же не могу его долго ждать! Мне скучно в этом доме. Фейзавл решил, что разговоров было достаточно, и шепнул Будакену: – Не хотел ли ты сделать княжне подарок? Будакен порылся за пазухой, вынул кожаную коробочку, искусно сплетенную из черных и красных ремешков, и передал ее Фейзавлу. Тот выдернул из-за пояса шелковый зеленый платок, положил на него коробочку, встал и, наклонившись с видом крайней почтительности, мелкими шажками подошел к Рокшанек. Опустившись на колени, он на вытянутых руках протянул ей подарок. Рокшанек, скривив недоверчиво губы, взяла коробочку концами тонких набеленных пальцев с накрашенными ногтями, раскрыла, посмотрела внутрь, опять закрыла и повертела в руках. Затем снова открыла и вынула оттуда золотое ожерелье, сделанное скифскими мастерами из тонких завитков проволоки, колечек и бляшек. Она повернула ожерелье перед собой и нетерпеливо крикнула: – Чего же вы ждете? Дайте же мне зеркало! Эфиопка побежала за занавеску и принесла оттуда серебряное шлифованное зеркало с длинной ручкой и глиняную расписную чашу с водой. Рокшанек окунула зеркало [95] в воду и передала эфиопке, чтобы та держала его перед ней, сама же стала примерять золотое ожерелье. – Очень хорошо! – восклицали все женщины. – Ты красавица! Ты можешь быть царицей у скифов! – Конечно, могу, – ответила небрежно Рокшанек. – Все меня любят. Но если скифский царь умирает, то его жену сжигают вместе с покойником, поэтому мне не очень хочется быть скифской царицей… – И воркующим голосом она обратилась к Будакену: – Я буду ждать полгода; если твой сын за это время вернется, то пусть приедет сюда, ко мне. Я посмотрю на него и тогда скажу, кто лучше: ты или он. Она подняла тонкие руки и, звеня браслетами, осторожно раскачивающейся походкой вышла и скрылась за занавеской. За ней проскользнула эфиопка с ящерицей. Все молча глядели ей вслед, а из сада доносился вопль песен женихов. Фейзавл осторожно поднялся. Будакен посмотрел на него, грузно встал, широко расставил ноги. Все женщины вскочили и хором прокричали: – Да хранит вас всевидящий! – Процветайте! – ответили уходившие. Они прошли сквозь пропитанные запахом гвоздики и мускуса маленькие комнаты и вышли во двор. Яркий свет солнца ослепил их. Скифы, сидевшие в тени за воротами, вскочили и подвели Будакену коня. Они тронулись и вереницей въехали в узкий глухой переулок. Хош стал расспрашивать Спитамена: – Правда ли, что княжна Рокшанек самая красивая и умная девушка в Сугуде? Спитамен подумал и ответил: – В сказках всегда рассказывается, что жена или дочь царя прекраснее и умнее всех. О том, что Рокшанек прекрасна, поют все юноши, которые хотят сразу попасть в райский сад, сделавшись зятем князя Оксиарта. Но едва ли Рокшанек сумеет растереть три зерна пшеницы в муку и едва ли знает, как надо доить козу! Хош вздохнул: – Это надо знать нашим женщинам, женам бедняков, а ведь она княжна! Разве княжны должны работать? Спитамен посмотрел на Хоша и процедил: – Ты блюдолиз, все шепчешь на ухо своему князю. Вот и шепни ему, чтобы он отрезал твой потрепанный язык… * * * |