
Онлайн книга «Финикийский корабль»
Два человека в старой, рваной одежде, с небольшими корзинками в руках прошли по дорожке мимо меня и опустились на колени перед каменным богом. Они подымали руки, вздыхали и падали ниц. Один говорил: — О ты, великий, сильный, как туча, летящая по небу! Прогони болезнь, которая душит моего сына! — Великий Ваал, — взывал другой, — не гневайся на нас. На мою пашню напали черви и поедают хлеб, а собиратель податей требует уплаты. Порази его своим огнем, прогони червей и сохрани мою пашню, чтобы я мог прокормить мою семью! Оба усердно стукали лбами о каменный пол. Вдруг черные глаза каменного бога засияли красным светом, и глухой голос прозвучал: — Я поражу моим гневом и тебя, и твоих сыновей, и внуков! Молитесь больше, не забывайте поминать господина вашего, и болезнь перестанет терзать твоего сына, и хлеб уродится на пашне… Молившиеся упали и долго лежали. Свет в глазах каменного бога потух. Бедняки стали пятиться, посыпая головы морскими ракушками. — Бог услышал наши молитвы! Хвала тебе, великий Ваал-Хаммон! Затем, оставив свои корзины на ступеньках храма, оба бедняка поспешно ушли. Из-за каменного чудовища вышел сухой, согнувшийся старик и, бормоча, ушел внутрь храма. В круглом окне под крышей засветился одинокий огонек. Я подождал немного и затем осторожно направился к храму. Я поднялся по ступенькам каменного чудовища — оно ведь было похоже на тех божков, которых у нас в Сидоне ставят в часовнях на перекрестках дорог. Со ступенек храма был виден весь город. Бесчисленные дома со светящимися огоньками, окруженные деревьями и пальмами, спускались по склону холма к морю. Оттуда доносился знакомый шум морского прибоя. Позади себя я услышал шипение и оглянулся. Две большие, длинные, как жерди, черные змеи ползли по белым плитам. Они высоко подняли головы и шипели, как гуси, приближаясь с двух сторон ко мне. Отступив назад, я прижался к спине каменного бога и едва не упал — сзади меня открылась дверца, я проскочил внутрь и захлопнул ее. Сверху проникал слабый свет. Ступеньки вели к голове бога. Справа в углублении в медном котелке тлели раскаленные угли. Возле них висела связка восковых свечей. Я поднялся по ступенькам, и моя голова оказалась в пасти каменного бога. Снаружи послышались голоса. Неизвестные говорили совсем близко. Женский голос ласково уговаривал: — Дедушка, не бойся, подходи ближе. Подымись сюда и сядь на ступеньках, а я буду петь молитвы. Подержи корзинку с голубями. Я посмотрю, здесь ли жрец Эшмуназар. Слабый, старческий голос отвечал: — Не отходи от меня, Эмашторет! Я боюсь этого бога. Он глядит на меня огненными глазами, точно хочет каменной лапой раздавить мне голову. Сандалии Эмашторет застучали по каменным плитам. Она воскликнула: — О священные змеи, не троньте меня! Вот я принесла вам чашку молока. Я не сделала ничего дурного, пропустите меня в храм! Скрипнула дверь. Кто-то сердито спросил: — Что тебе нужно? Зачем тревожишь меня так поздно? — Я целый день работала на поле и освободилась только сейчас. Протяни мне руку милосердия и разреши мне произнести молитвы всемогущему Ваалу-Хаммону. — Ну, хорошо, хорошо, дочь моя! А ты не забыла принести положенное даяние в пользу храма? Не скупись, не жалей даров на богоугодное дело. — Я принесла двух белых голубей, четыре рыбки и сноп пшеничных колосьев. — Скупы стали люди, — хрипел жрец. — Другие не жалеют для нас барана или теленка. О чем ты хочешь молиться? — Шесть лет назад в этот день я потеряла сына. Он с другими мальчиками играл на морском берегу. Подъехали лодки, в них сидели злые люди. Они схватили детей и увезли их в море. Только двое из игравших на берегу прибежали домой и рассказали про кражу детей… Тогда моему сыну было десять лет… — Стань здесь на колени, — ответил жрец, — закрой глаза, протяни могучему богу руки и молись. Нежный голос запел песню, в которой чувствовалось глубокое горе: Верни мне сына, моего прекрасного сына! Он был похож на жемчужину в раковине. Он был мое сердце, И сердце мое вынули у меня. Верни мне сына, моего прекрасного сына! И месяц и солнце по очереди светят на землю. Они освещают и днем и ночью мою грустную жизнь. Все для меня померкло с потерей сына, И в сердце моем и пламя и ад. Верни мне сына, моего прекрасного сына! Неужели он убит и не видит больше и не слышит? Лгут они, лгут! Не умер он, а скитается по свету. Кто скажет мне, несчастной, где мой прекрасный сын? Я обернусь белой голубкой и полечу к нему. [40] Этот голос походил на голос моей матери, песня говорила о том же горе, которым страдала теперь Ам-Лайли. Невольные вздохи стали вырываться из моей груди. Я не мог больше удержаться, стал сильнее всхлипывать и наконец громко зарыдал. Голоса затихли, раздался шепот: — Ты слышишь? Даже сердитый бог Ваал-Хаммон не выдержал и сам заплакал. Потом раздались крики и топот ног. Я поспешил выбраться из каменного бога и вышел на ступеньки храма. Женщина с криком бросилась ко мне: — Вот он, мой Харух, мой маленький Харух! Ваал услышал мои молитвы и вернул мне сына! Она подбежала ко мне, схватила меня за руку и стала всматриваться в мое лицо: — Те же кудри, те же глаза! Но где родинка на щеке? Кто ты? Я все еще продолжал обливаться слезами и, всхлипывая, сказал: — О добрая женщина! Мне стало жаль тебя — я тоже оторван от матери разбойниками моря. Поэтому я вышел к тебе. Прошу тебя, не плачь! Ты еще найдешь твоего сына! Но ты не моя мать. У нее другое лицо и на щеке синие черточки. Медленно приблизился старый жрец в высоком колпаке. — Этот мальчик послан тебе самим богом Ваалом, — сказал он. — Это твой сын. Великое чудо случилось в этом храме. — Но мой сын похищен шесть лет назад — значит, он должен быть гораздо старше этого мальчика. — Глупости ты говоришь, неразумная женщина! Бог Хаммон похитил его и держал на облаках. Это время пролетело, как один вздох, и твой сын не мог измениться. Это говорю я, кохен [41] Эшмуназар, а кохены никогда не ошибаются. |