Онлайн книга «Царский сплетник и дочь тьмы»
|
— На этом костре, по идее, должен был бы гореть виновник всех этих безобразий — царский сплетник. Но подлый трус сбежал, почуяв, что запахло жареным, а потому гореть на нем придется опозорившей мой род Янке Вдовице! — Кровинушку свою не пожалел, — ахнула какая-то баба из толпы. — Я и святая инквизиция не делаем поблажек никому! — сурово сказал Гордон. — Свой не свой, родной не родной, раз спутался с темными силами, тебе одна дорога — на костер! Спутался с бандитами — на плаху! — Но над ведьмой еще даже не было суда! — резонно возразил кто-то из толпы. — Она ведьма, и мне этого достаточно! Вот если бы царский сплетник добровольно сдался… — То что? — замерла толпа. — Тогда я, пожалуй, и проявил бы снисхождение. — Какое снисхождение? — не унимался народ. — Отдал бы Янку Вдовицу на суд праведный святой инквизиции, — ляпнул Гордон. Это он сделал напрасно. Думать надо, прежде чем такое говорить. — Так суд-то царский, выходит, неправедный! — Какой суд? Он же сам признался, что никакого суда не было! — Да какая Янка Вдовица ведьма? — Она дитев наших лечила. — Стариков выхаживала! — От горячки-лихоманки спасала! — А как инквизиция определяет, ведьма девка или не ведьма? Разволновавшийся епископ, видя недовольство толпы, кинулся спасать положение: — Уважаемые великореченцы, у святой инквизиции есть очень надежный способ выявления ведьм, вы уж мне поверьте! — Какой способ? — Говори! — Мы связываем подозреваемой в колдовстве деве руки за спиной, цепляем ей камень на шею, — начал растолковывать епископ, — и кидаем ее в омут. — Зачем? — ахнул кто-то из толпы. — Ну, это же очевидно! — пожал плечами Климент Четырнадцатый. — Если выплывет, значит, ведьма. — А если не выплывет? — Значит, не ведьма, — пояснил епископ. — Какой же все-таки бестолковый тебе народ попался, царь-батюшка, — посочувствовал он Гордону. — А если твою рясу набить камнями, ты выплывешь, сволочь? — заволновалась толпа. Гордон тоже заволновался, видя, что всеобщего «одобрямс» не получилось, и решил, что пора с этим кончать. — Ведьму сюда! Стрельцы расступились, и два монаха в черных капюшонах с прорезями для глаз вывели на площадь закованную в цепи Янку. Толпа ахнула, заволновалась, глядя жалостливыми глазами на одетую в длинную холщовую рубаху до пят простоволосую девицу. — Изверги в сутанах, — простонал кто-то из толпы. Изверги, не обращая внимания на недовольные возгласы, повели свою жертву к костру, на ходу шепотом сердито переругиваясь. — Слышь, ты, придурок хвостатый, какого хрена мне на рясу наступаешь? — А ты иди быстрее. — Да ты по ходу тюремной баланды переел! Может, мне еще и на костер ее возвести? И поджечь до кучи? — И подожжешь! — Ах ты, морда усатая, да я тебе… — А вот не фига эту дурочку слушать было! Сразу надо было хватать ее в охапку и тикать! — Хозяйка знает, что делает! Мы ее слушаться должны! — Во всем, кроме дел охранных, идиот! — Еще раз идиотом обзовешь, я тебе хвост отгрызу. — Да она ж пожертвовать собой решила, чтобы сплетник уйти успел, болван! — Если вы сейчас не заткнетесь оба, — уголком губ прошептала Янка, — я вам потом лично что-нибудь лишнее ухватом отшибу. Янка шла на смерть лютую с гордо поднятой головой, словно не на костер ее вели, а на трон царский возводили. — Отшибет… — задумчиво тявкнул Жучок. — Значит, еще не все потеряно. У нее есть какой-то план. — Если отшибет, то для тебя уже точно все будет потеряно. — А для тебя? — А я удеру. Ты же знаешь, как я по деревьям лазать умею… — Горбатого могила исправит, — удрученно вздохнула Янка. — Знаешь, я на ее план особо не рассчитываю, — честно признался Васька. — А на что рассчитываешь? — спросил Жучок. — На Левшу. У него удар с правой по пьяни… — О чем это вы там шепчетесь? — насторожился Гордон, до тонкого слуха которого что-то донеслось. — Пытаемся душу ее заблудшую спасти! — елейным голоском проблеял Жучок. — Молим Господа нашего о снисхождении. — Молитвы у вас странные, не на латыни читанные. — Почему не на латыни! — возмутился Васька, тормозя с Янкой и Жучком около еще не разожженного костра. — Вот, послушайте сами. Ин вино веритас… [2] — Молитв пушистый обормот не знал, а потому нес ахинею, нимало не озабочиваясь тем, что своей «молитвой» вогнал в шок епископа, и Климент Четырнадцатый начал нервно икать, а святые отцы рядом с ним зашевелили губами. Они честно пытались сообразить, что за псалом им выдает «собрат» по вере, лихорадочно копаясь в памяти. — После вашей молитвы что-то выпить захотелось, — невольно почесал скипетром затылок Гордон, заставив съехать корону на лоб. — За упокой души не выпить — святотатство! — тявкнул Жучок. — Ладно, после казни помяну, — кивнул Гордон и покосился на Василису. Царица молча сидела на троне, отрешенно глядя перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. — А царица-матушка за племянницу-то свою переживает, — загомонил народ. — Кому ж понравится кровинушку родную на костер отдавать. — Видать, крепко с царем-батюшкой насчет племяшки поспорили. — Ага. Всыпал он ей по первое число. — Всю спину, видать, исполосовал. Даже спинки кресла коснуться боится. — Точно, как пришитая сидит, словно аршин проглотила. Гордон при этих словах самодовольно усмехнулся: — Ну что ж, не будем затягивать процедуру. Пора нашей ведьме начинать душу спасать, ересь черную из нее очистительным огнем выжигать. На костер ее! — Так еще же ничего не готово, ваше царское величество! — возмутился Жучок. — Что не готово? — нахмурился царь. — Воду еще не подвезли. — Какую воду? — опешил Гордон. — Обыкновенную, — мяукнул Васька, — из реки Великой взятую. Видите тучки грозовые на горизонте? Если шквал пройдет, огонь сразу на дома перекинется. Весь Великореченск сгорит. Оно вам это надо — погорельцами управлять? |