Онлайн книга «Мертвая зона»
|
– Ему и без того будет трудно примириться с мыслью, что он, точно лампочка, был выключен на четыре с половиной года. Мы не знаем, сможет ли он снова ходить, несмотря на помощь врачей. Мы лишь знаем, что предстоит операция на связках, если еще он захочет; об этом сказал Вейзак. И, наверно, не одна операция. И снова терапия, и все это грозит ему адовой болью. Так что завтра ты будешь просто его матерью. – Не смей так со мной разговаривать! Не смей! – Если ты начнешь свои проповеди, Вера, я вытащу тебя за волосы из палаты. Она вперила в него взгляд, бледная и дрожащая. В ее глазах боролись радость и ярость. – Одевайся-ка, – сказал Герберт. – Нам нужно ехать. Весь долгий путь в Бангор они молчали. Они не испытывали счастья, которое должны были бы оба испытывать; Веру переполняла горячая, воинственная радость. Она сидела выпрямившись, с Библией в руках, раскрытой на двадцать третьем псалме. На следующее утро в четверть десятого Мари вошла в палату к Джонни и сказала: – Пришли ваши родители. Вы хотите их видеть? – Да, хочу. – В это утро он чувствовал себя значительно лучше и был более собранным. Но его немного пугала мысль, что он сейчас их увидит. Если полагаться на воспоминания, последний раз он встречался с родителями около пяти месяцев назад. Отец закладывал фундамент дома, который теперь, вероятно, стоит уже года три или того больше. Мама подавала ему фасоль, приготовленную ею, яблочный пирог на десерт и кудахтала по поводу того, что он похудел. Слабыми пальцами он поймал руку Мари, когда та собиралась уйти. – Как они выглядят? Я имею в виду… – Выглядят прекрасно. – Что ж. Хорошо. – Вам можно побыть с ними лишь полчаса. И немного еще вечером, если не очень устанете, после исследований в неврологии. – Распоряжение доктора Брауна? – И доктора Вейзака. – Хорошо. По крайней мере пока. Не уверен, что я позволю им долго меня щупать и колоть. Мари колебалась. – Что-нибудь еще? – спросил Джонни. – Нет… не сейчас. Вам, должно быть, не терпится увидеть ваших. Я пришлю их. Он ждал и нервничал. Вторая койка была пуста; ракового больного убрали, когда Джонни спал после укола. Открылась дверь. Вошли мать с отцом. Джонни пережил шок и тут же почувствовал облегчение; шок, потому что они действительно постарели; облегчение, потому что не намного. А если они не так уж изменились, вероятно, то же самое можно сказать и о нем. Но что-то все-таки в нем изменилось, изменилось бесповоротно – и эта перемена могла быть роковой. Едва он успел так подумать, как его обвили руки матери, запах ее фиалковых духов ударил в нос, она шептала: – Слава богу, Джонни, слава богу, что ты очнулся, слава богу. Он тоже крепко обнял ее, но в руках еще не было силы, они тут же упали – и вдруг за несколько секунд он понял, что? она чувствует, что? думает и что? с ней случится. Потом это ощущение исчезло, растворилось, подобно темному коридору, который ему привиделся. Когда же Вера разомкнула объятия, чтобы взглянуть на Джонни, безудержная радость в ее глазах сменилась глубокой озабоченностью. Он непроизвольно произнес: – Мам, ты принимай то лекарство. Так будет лучше. Глаза матери округлились, она облизнула губы – Герберт был уже около нее, он еле сдерживал слезы. Отец похудел – не настолько, насколько поправилась Вера, но все же заметно. Волосы у него поредели, однако лицо осталось таким же – домашним, простым, дорогим. Он вытащил из заднего кармана большой цветной платок и вытер глаза. Затем протянул руку. – Привет, сынок, – сказал он. – Я рад, что ты опять с нами. Джонни пожал ее как можно крепче; его бледные и безжизненные пальцы утонули в широкой руке отца. Джонни смотрел по очереди на родных – сначала на мать, одетую в просторный темно-синий брючный костюм, потом на отца, приехавшего в поистине отвратительном клетчатом пиджаке, который подошел бы скорее продавцу пылесосов в Канзасе, – и залился слезами. – Извините, – сказал он. – Извините, это просто… – Поплачь, – сказала Вера, садясь на кровать рядом с ним. Лицо ее дышало спокойствием, сияло чистотой. Сейчас в нем было больше материнского, чем безумного. – Поплачь, иногда это лучше всего. И Джонни плакал. Герберт сообщил, что тетушка Жермена умерла. Вера рассказала, что наконец-то есть деньги на молельный дом в Паунале и месяц назад, как только оттаяла земля, началось строительство. Герберт добавил, что предложил было свои услуги, но понял – честная работа заказчикам не по карману. – Просто ты неудачник, – сказала Вера. Они помолчали, потом Вера заговорила вновь: – Надеюсь, ты понимаешь, Джонни, что твое выздоровление – божье чудо. Доктора отчаялись. У Матфея в главе девятой сказано… – Вера, – предостерегающе произнес Герберт. – Конечно, то было чудо, мама. Я знаю. – Ты… ты знаешь? – Да. И хотел бы поговорить с тобой об этом… послушать твои соображения на сей счет… только дай мне встать на ноги. Она уставилась на него с открытым ртом. Джонни посмотрел мимо нее на отца, и на какое-то мгновение их взгляды встретились. Джонни прочитал в глазах отца облегчение. Герберт едва заметно кивнул. – Обратился! – громко воскликнула Вера. – Мой мальчик обратился! О, хвала господу! – Вера, тише, – сказал Герберт. – Хвали господа потише, пока ты в больнице. – Не понимаю, мама, неужели найдутся люди, которые не увидят тут чуда. Мы с тобой еще вдоволь поговорим об этом. Вот только выздоровлю. – Ты вернешься домой, – сказала она. – В дом, где вырос. Я поставлю тебя на ноги, и мы будем молиться о том, чтобы на всех снизошла благодать. Он улыбался ей, но уже через силу. – Ясное дело. Мам, ты не сходишь в дежурку к сестрам? Попроси Мари – пусть принесет какого-нибудь сока. Или имбирного пива. Кажется, я отвык говорить, и горло у меня… – Конечно, схожу. – Она поцеловала его в щеку и встала. – Боже, как ты похудел. Я позабочусь о том, чтобы ты поправился, когда возьму тебя домой. – Она вышла из комнаты, напоследок бросив победоносный взгляд на Герберта. Они услышали удаляющийся стук ее туфель. |