Онлайн книга «The Телки два года спустя, или Videoты»
|
– Это не круто! Это вообще полный вперед, а не эфир! Порвали всех! – Здорово,– я начинаю просыпаться. Медленно, как ржавый подшипник, в голове крутятся обрывки вчерашнего дня: видео, Даша, эфир, Наташа, снова эфир. – Значит, действуем так! Никаких комментариев журналюгам! Все только через канал. Просто сразу переводи все звонки на меня. Или... или отключи телефон, а сам приезжай ко мне, обсудим... – Я никуда не поеду сегодня, я устал. – Хорошо-хорошо! Давай я к тебе приеду, и мы подумаем, что написать у тебя в блоге. – Зачем там что-то писать? – По поводу эфира, странный ты человек! Ты в интернет зайди! Там такой говномет всюду. На Яндексе первая новость, в блогах – лидер дня уже десять часов, на «Днях.ру» вообще с ума сошли! – Он смеется. – Знаешь, какой заголовок в пол-полосы? «Программа-убийца»! – Какой? – провожу тыльной стороной ладони по лбу. – Что с девушкой? – На «Эхе Москвы» сегодня все утро эти две кошелки трындели про... – Что с девушкой, Дима? – С кем? А... нехорошо с ней, конечно... – ЧТО, МАТЬ ТВОЮ, С НЕЙ НЕХОРОШО? – ору я. – Она... она умерла. Не обращай внимания, врачи сказали, серьезная болезнь сердца, ей вообще нельзя было посещать массовые мероприятия, а у нас душно в студии... Вроде к каналу никаких косяков нет с точки зрения... В общем, этим сейчас юристы наши занимаются... с родителями ее... Короче, тут главное... Я не слышу, что он говорит. У меня начинает ломить в висках, пересыхает во рту, на лбу, на голове, на шее, повсюду моментально выступает пот, и я опять вижу ее лежащей там. Ноги в колготках телесного цвета, лицо, будто вымазанное грязным школьным мелом, и камера, рядом с ней, над ней, сбоку. Потом сверху... – ...А мы сейчас пишем в твой блог какой-то такой вариант, а потом уже сами ситуацию берем под контроль. Показываем, как ты ее спасал, фото... Видео, там, на «Лайф.ру», рутьюбе... Сейчас вот прямо все заряжаем... ...Люди, пробивающиеся в первые ряды. Люди, позирующие на камеры, раздосадованные лица гостей, которых отвлекли от серьезной дискуссии. Потом крики редактора у меня в ухе, шум. И дверь гримерки – тудасюда. И шмыгающие в эту дверь врачи... – Ты герой, Андрюх. Там кадр гениальный есть, когда ты ей пульс щупаешь, у тебя такие глаза-а-а-а! «...Какие у тебя глаза... какого цвета у тебя глаза?!» Всплывает Дашино видео, потом разговор с Наташей, а этот все верещит и верещит насчет «никаких комментариев», и я бессильно выдыхаю в трубку: – Я перезвоню... Не успеваю прийти в себя после разговора, тут же перезванивает Ваня: – Ты как? – вкрадчиво интересуется он. – Вань, она умерла... – Я знаю, мы с Антоном тут сидим.... – ВАНЯ, ОНА УМЕРЛА!!! – Андрюх, мы... – Мне этот мудак Хорьков звонил. – Я в сомнамбуле перемещаюсь по кухне, пытаясь найти, в каком ящике стаканы. – Этот пидар конченый. Он меня грузил комментариями, какими-то видео на «Лайф.ру». – Я запинаюсь, путаюсь в мыслях. – Они меня... он меня... Эта сука хочет, чтобы я что-то такое написал у себя в блоге... – Дрончик, не волнуйся, отключи телефон, мы с Антоном сейчас приедем, все будет нормально... – Что будет нормально, Ваня?! – срываюсь я. – Она умерла, понимаешь?! – Это полный пиздец, старик. Мы тебя поддержим, не обращай ни на кого внимания. Ничего не читай, не залезай в интернет, не включай телевизор. Мы приедем через полчаса максимум. – Ее снимали крупным планом минут пять. Никто не дернул врача в студию, Ванечка! Никто. И сегодня все эти пляски на костях... весь этот... – Давай так, – Ваня говорит абсолютно спокойным голосом, как дрессировщик. – ты прямо сейчас нажимаешь на айфоне две кнопки вместе, потом двигаешь плашку «Отключить» и тупо ждешь нас, договорились? Сидишь, пьешь... У тебя есть что выпить? – Не знаю... найду. – Радиус моих кругов по кухне сокращается, меня начинает трясти. Я говорю с ним как с врачом. – А когда вы приедете? – Антон уже пошел в машину, я прыгаю следом и через двадцать минут у тебя, ок? Хочешь, поговори со мной, пока мы будем ехать. – Не знаю... давай. – Вчера жена рассказала, как вы с ней косяки курили. – В трубке слышится шум от перемещения предметов. – И главное, ты мне – ни гу-гу! – Да... типа... – я наконец нахожу стакан, – типа, прости... – Ты мне чуть семью не разрушил! – Ванино дыхание становится громче, будто он бежит. – Не поделился косяком с другом... Я уж теперь не знаю, как свою жену с тобой оставлять. – Он замолкает, соображая, чем бы еще более глупым меня отвлечь. – Слушай, тут сегодня Семисветова забегала, спрашивала тебя. На ней была футболка, кажется, без лифчика. Скажи, братик, ты ее трахнул-таки в Питере? – Вань, – я облизываю губы, успокаиваю дыхание, – давай лучше не будем говорить, а? Я отключаю телефон. Наливаю полный стакан виски, выпиваю залпом, практически не чувствуя, как алкоголь обжигает мне глотку. Наливаю еще. Пустой желудок предположительно должно свести, но этого не происходит. Листаю эсэмэс, а там сплошные «Просьба перезвонить Лобову», «Просьба дать комментарий», «Андрей, добрый день, я из... издания», все в таком духе. Пока отключаю телефон, он успевает дернуться от звонка абонента с неопределяемым номером. Умываюсь холодной водой, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Потом валюсь на диван... «SONG TO SAY GOODBYE» Вчера на моих глазах убили девушку. Двое молодых людей в возрасте двадцати лет и один тридцатилетний вечно кривляющийся придурок. Убивали в течение семи минут. То есть мы не били ее руками, ногами или подручными предметами. Мы просто снимали передачу. Мы просто снимали, как умирает человек. КРУПНЫМ ПЛАНОМ. С двух камер. Завтра на канал придут ее родители. Люди, которых я не знаю, но которые наверняка слышали обо мне. И у меня нет ни одного слова оправдания... Я мог бы сказать им, что был единственным, кто крикнул: «Врача!» Я мог бы сказать вам, что был единственным, кто спрыгнул со сцены и сломал чертову камеру. Но теперь все это уже лишь комментарии... Начинать надо было раньше. Как минимум год назад, когда я пришел сюда работать. В то время, когда мы перестали следить за смыслом, и подчинили все картинке. Когда мы решили, будто окружающий мир создан лишь для того, чтобы мы не тратились на декорации. Мосты существуют, чтобы рушиться, унося вниз поезда, дома – чтобы обваливаться, оставляя нам горы трупов. Машины должны непременно попадать в «ошеломляющие аварии», самолеты – падать, а природа выходить из берегов, обрушиваться смерчами и ураганами. Да и сами люди нужны только для того, чтобы приходить в наши шоу, рассказывать о себе интимные скабрезности, и иногда... умирать в прямом эфире. Трагически, тяжело, картинно... |