Онлайн книга «Крутые парни не танцуют»
У него было слабое место. Несомненно. Он не знал, как реагировать на подобные замечания о Пэтти Ларейн. – Я не совсем понимаю, о чем ты, – сказал он наконец. – Проехали, – ответил я. Это была ошибка. Он мгновенно снова набрал скорость. – О чем еще вы говорили с Уодли? Я не знал, рассказывать ему или нет. Мне пришло в голову, что Уодли мог записать наш разговор на пляже. Должным образом отредактированная, его пленка могла изобразить меня наемным убийцей, ищущим ангажемента. – Уодли был озабочен смертью Пангборна, – сказал я, – и удивлен исчезновением Джессики. Несколько раз повторил, что теперь он вынужден идти на покупку дома в открытую, а это взвинтит цену. – Он не намекнул, где может быть Пэтти Ларейн? – Он хотел, чтобы я попытался ее найти. – И что он за это предлагал? – Деньги. – Сколько? Ради чего, собственно, защищать Уодли, подумал я. Или во мне говорят остатки нашего семейного предубеждения против откровенности с копами? Потом я вспомнил о маячке. – Два миллиона, – сказал я. – И ты ему поверил? – Нет. – Он предлагал тебе убить ее? – Да. – Подтвердишь это под присягой? – Нет. – Почему? – Я не уверен, что он не шутил. Кроме того, я ведь все равно отказался. Я еще в Тампе понял: для таких серьезных вещей у меня кишка тонка. – Где я могу найти Уодли? Я улыбнулся: – Спроси у своих стукачей. – У каких именно? – Тех, что в коричневом фургоне. Он кивнул, словно я сделал хороший ход в шахматной партии. – Я тебе честно скажу, – произнес он, – они не знают. Он просто встречается с ними то тут, то там. – На чем он приезжает? – Он связывается с ними по радио. Назначает встречу. А сам приходит туда пешком. Потом уходит, тоже пешком. – И ты этому веришь? – Ну, я пока не тряс их так, чтоб зубы стучали. – Советую потрясти. – Осведомителей калечить нельзя – заработаешь себе дурную славу. Кроме того, я им верю. Именно так Уодли и стал бы себя вести. Он хочет, чтобы люди видели в нем профессионала. – Может, ты не слишком стремишься разыскать Пэтти Ларейн? Чтобы продемонстрировать свое спокойствие, он разыграл небольшую сцену. Взял окурок, выпотрошил его большим пальцем, скатал в маленький бумажный шарик и закинул себе в глотку. Нет оснований для тревоги, говорила его улыбка. – Я не голоден, – сказал он. – Твоя жена объявится целой и невредимой. – Ты уверен? Я нет. – Подождем, – мягко промолвил он. Я размышлял, много ли он наврал и насколько серьезной была эта ложь. От него не веяло ничем – разве что пустотой. Я вновь отхлебнул бурбона. С марихуаной он явно не сочетался. Но Ридженси, похоже, эта комбинация нравилась. Он достал очередной косяк и подпалил его. – Черт бы побрал убийства, – сказал он. – Рано или поздно сталкиваешься с таким, которое пускает в тебе корни. Я не имел понятия о том, куда он клонит. Я взял предложенную им самокрутку, затянулся и вернул ее обратно. – Было раз одно дело, – сказал он. – Дело симпатичного холостяка, который цеплял девчонку и вез ее в мотель. Он занимался с ней любовью; по его просьбе она раздвигала ноги, а он снимал ее «полароидом». Потом он ее убивал. И делал еще фотографию. До и после. А затем отправлялся домой, бросив девчонку в постели. Знаешь, как его взяли? Он собирал свои снимки в альбом. По странице на каждую леди. Его мать была ревнива и подозрительна – она взломана ящик с этим альбомом. Увидела содержимое и хлопнулась в обморок. А когда пришла в себя, вызвала полицию. – Зачем ты мне это рассказываешь? – Потому что это меня заводит. Я – работник органов правопорядка, и это меня заводит. Каждый хороший психиатр немножко псих в душе, и нельзя быть хорошим копом, если где-то в тебе, под спудом, не шевелится изверг. А тебя эта история не возбуждает? – Наверное, ты не очень здорово ее рассказал. – Хо-хо, вот порадовался бы окружной прокурор, глядя на тебя на свидетельском месте. – Мне пора идти, – сказал я. – Могу подбросить. – Нет, спасибо. Я пешком. – Я не хотел тебя расстраивать. – Ты и не расстроил. – Должен тебе сказать: этот малый с «полароидом» мне интересен. В моих буднях есть что-то такое, что сродни его штучкам. – Понятно, – сказал я. – Сайонара, – сказал Ридженси. На улице я снова начал дрожать всем телом – главным образом от облегчения. За последний час я не произнес ни одного невзвешенного слова. Мне приходилось тщательно выстраивать каждую фразу. Поэтому, покинув его кабинет, я почувствовал себя значительно свободнее. Однако этот мерзавец был чересчур уж сообразителен. Рассказанная им история действительно возбудила меня – точнее, неприятно задела глубокую душевную струнку. На что же он намекал? Я вспомнил фотографии обнаженной Мадлен, которые делал давным-давно, и обнаженной Пэтти Ларейн, которые делал недавно. Они прятались где-то в моем кабинете, точно рыбы, пощипывающие риф. При одной мысли о том, что они там лежат, я испытывал низкое торжество обладания, словно владел ключами от каких-то острогов. Я вновь начал спрашивать себя: неужели я и есть тот жестокий убийца? Не могу описать, какое отвращение меня тогда охватило. Мне было физически плохо. Марихуана усилила спазмы в горле – по интенсивности они приблизились к оргазмическим. Из пищевода поднялись желчь, виски и мой скудный ужин; я перегнулся через ограду и оставил свою горечь на соседской лужайке. Можно было надеяться, что этот грех смоет дождем. Да я и впрямь походил на человека, наполовину раздавленного обрушившейся скалой, – преодолевая жуткую боль, он с трудом высвобождает свое тело из плена. И сразу же гнет снова придавливает его. Я знал, почему меня вырвало. Я должен был вернуться к тайнику. «Нет, нет, – шептал себе я, – там пусто!» Но уверенности у меня не было. Какой-то внутренний инстинкт, настойчивый, как голоса Адова Городка, приказывал мне ехать. Если убийцу, как мы привыкли считать, всегда тянет на место преступления, то и во мне, видимо, что-то переключилось, ибо я был убежден: только вернувшись туда, я смогу доказать себе собственную невиновность и пережить следующую ночь. В противном же случае я виновен. Вот какой была моя логика, и когда я добрался домой, она так капитально завладела моими мыслями, что я думал лишь об одном: поскорее бы забрать ключи от «порше». Как и в прошлый раз, я стал прокручивать в уме все путешествие: шоссе, проселок, ухабистая песчаная дорога – и заранее увидел лужи, которые должны были образоваться в колеях от дождя, потом тропу и прикрытый мхом камень у тайника. Воображение даже нарисовало мне полиэтиленовый пакет, возникающий в свете фонаря. Дальше мои мысли застопоривались. Подготовив себя таким образом, я хотел было тронуться в путь, но вдруг мой пес стал лизать мне пальцы. За последние четыре дня это было первым знаком приязни с его стороны. Поэтому я решил взять его с собой. Прикосновение широкого собачьего языка к моей ладони вызвало к жизни и практические резоны: пес вполне может оказаться полезен. Ведь если в самом тайнике ничего нет, кто поручится, что ничего нет и поблизости? Его нюх приведет нас к цели. |