Онлайн книга «Богиня прайм-тайма»
|
Деньги решают все – особенно в Афганистане. Немедленно по возвращении в Москву напишу капитальное исследование “Деньги на войне”. Нет, “Война на деньги”. Нет, лучше “Деньги и война”. – Ольга, если идешь, шевелись!.. Она скатилась с холма, почти черпая ботинками песок и камушки, и потрусила за оператором в сторону крохотных низких домиков с узкими дверьми и щелями окон. Оказалось, для того чтобы переправиться через реку, надо садиться на лошадей. О них надо предварительно “договариваться”, то есть долго и темпераментно торговаться – деньги на войне! Ники сходу ввязался в торговлю, а Ольга снова набрала московский номер и повернулась ко всем спиной, чтобы хоть недолго никого не видеть. На этот раз телефон мучил ее неизвестностью как-то особенно долго и подло, и когда наконец стало ясно, что опять обманул, она вдруг чуть не заплакала. – Не получается? Ольга прерывисто и длинно вздохнула, “сделала лицо” и только тогда повернулась – она не любила, когда ее заставали врасплох. Молодой невысокий мужик рассматривал ее с необидным любопытством. – Вы с Российского телевидения, да? – Да, – согласилась Ольга. – Я вас знаю, видел в ACTED. Меня зовут Саша. – А вы откуда? Он усмехнулся. – Я-то? В данный момент я из Испании. Информационное агентство EFE. Атак из Москвы, конечно. И они улыбнулись друг другу. Он испанец, этот неизвестный Саша. Ники недавно переквалифицировался в англичанина. Где-то здесь, наверное, Алка, давняя приятельница, всю жизнь прожившая на улице Чаянова. Она теперь француженка, корреспондент France Press. Эти милые люди – испанцы, французы, англичане – все русские как один. Русские могут все и лучше всех – вот, пожалуй, в чем должна состоять следующая национальная идея, а больше… что же? Никаких других идей и не нужно. Зачем? – Вы давно здесь? – С начала войны. А вы? – А мы приехали еще до. – А в первую? Были? Ольга немного удивилась. – В какую первую? Когда здесь СССР воевал? “Испанец” засмеялся. – Да нет! В первую кампанию, когда войны еще не было, но и мира уже тоже… – А здесь когда-нибудь разве был мир? Ники издалека окинул их взглядом и снизу вверх вопросительно кивнул головой. Ольга махнула ему рукой. – Это мой оператор, – пояснила она, – мы должны в военный лагерь… попасть. – Там сегодня бомбили. Это известие Ольге не понравилось. “Горячие” новости – это здорово, но в погоне за этими самыми новостями угодить под американскую бомбежку в ее планы никак не входило. Саша глянул на нее, словно проверял, испугалась или нет, потом махнул рукой – то ли поприветствовал, то ли попрощался. – Когда будете в ACTED, заходите. Я в палатке живу, у них на территории. И вправду, во дворе ACTED Ольга видела несколько армейских палаток. – Начнутся дожди, все развезет, и… Лучше сейчас приходите. – А в палатке несладко, наверное, – неизвестно зачем сказала Ольга. Все и так было ясно. – Ольга! – Да! Иду! – Так вы заходите. – Обязательно. Спасибо, и удачи вам, Саша. – И вам. Ники, как только она подбежала, спросил “с пристрастием”: – Это кто? – Журналист из EFE. Ники, ты представляешь, он живет в палатке. – Может, он беженец, а не журналист? Хотя какие-то жили в палатках на территории ACTED. – Все-то ты знаешь!.. Иногда ее уязвляло то, что поразить его воображение ей почти никогда не удавалось. Он или уже заранее все знал, или делал вид, что ничему не удивляется. – Давай поехали, Ольга! Сейчас стемнеет, что я там буду снимать? Где Халед? – Тут Халед. Переводчик-”газонокосильщик” выдвинулся из-за лошадиного хвоста и одним движением взлетел в седло. Ольга лезла долго и трудно. Ники придерживал стремя и, кажется, только в последнюю секунду остановил себя, чтобы не подтолкнуть ее под задницу. Лошадь прядала ушами и переступала нетерпеливо и подозрительно, ей не нравилось, что Ольга так долго лезет. Мальчишки-погонщики, бравшие по двадцать долларов с человека за переправу, месили коричневую жидкую грязь. Большинство босиком, а на некоторых – галоши. Ольга решила, что галоши – это признак состоятельности семейства. Поверх длинных штанов и грязных рубах на них были надеты пиджаки и куртки. “Рибок”, прочла Ольга поперек вымазанной сухими коричневыми полосами темной болоньи. Ну да. Все правильно. “Рибок”, “Кока-кола”, “Самсунг”. Машины – “Лендроверы” или “Тойоты”. Медикаменты французские. Гуманитарная помощь немецкая и российская. Камуфляжи, как “свои”, так и “чужие”, шили в Китае. Они сами только воюют. Больше ничего. – Ольга, подержи! Ничего не успев сообразить, она схватила руками что-то большое, и оказалось, что это Никин рюкзак. Сам он уже работал – левой рукой держал поводья, правой прижимал к плечу камеру. Красный огонек горел. Ольга посмотрела вперед – ничего особенного, все те же лысые горы, изрытые воронками от взрывов, серое небо, какая-то муть, взбаламученная ветром. Халед, ехавший чуть впереди, что-то длинно спросил у мальчишки-проводника в куртке “Рибок”, и тот громко застрекотал в ответ, а потом оглянулся на нее. И Халед оглянулся. Ольге не нравилось, когда она не понимала, о чем речь. – Ники, о чем они говорят? – Понятия не имею. – Ты же знаток всех местных языков. Он молчал. Мальчишка с Халедом переговаривались и оглядывались, Ольга чувствовала себя неуютно. Один из французов, ехавших сзади, вдруг по-мушкетерски прицыкнул на лошадь и помчался галопом, обдав Ольгу с левой стороны градом мелких холодных брызг. |