Онлайн книга «Хранитель»
- Вряд ли парни выиграют от такой замены, - сказала Ингила, с уважением внимая бабкиным руладам. - Судя по скорости, они это понимают, - кивнул Ралидж. - Слушай, пока хозяева про нас забыли, покорми меня, а? - И заскулил голосом матерого нищего: - Рученьками-ноженьками не владе-ею! Укладывая на лепешку широкий нежно-розовый ломоть, Ингила задумчиво промолвила: - Не знаю, как попала сюда эта вкуснотища… но… пусть мои слова не обидят Сына Клана… в господине пропадает огромный талант! - Ты хочешь сказать - воровской? Ингила хотела горячо заверить, что имела в виду вовсе не это, а талант циркового фокусника… но тут сообразила, что голос у Сокола отнюдь не оскорбленный, а очень даже польщенный. Поэтому она воздержалась от уточнений и поднесла лепешку к губам господина. Они по очереди откусывали хлеб и мясо и запивали вином, пока не почувствовали, что сыты до отвала. Ралидж непонятно сказал в пространство: - Что ж, Заплатка, спасибо за угощение… - Я остатки в плащ заверну, - хозяйственно сказала Ингила, - и в темный угол запихну, чтоб не видно было… - Побыстрее, - бросил, прислушиваясь, Ралидж. - Бабуся вернулась. Подтянувшись, насколько позволили цепи, к дверному проему, пленники следили за сердито бормочущей старухой, укладывающей на поляне валежник, чтобы заново развести потухший костер. - Она одна, - шепнул Орешек Ингиле. - Попробуй с ней заговорить. - Зачем? - Затем, дура, что у нее ключ на поясе. - От наших цепей? - Нет, от королевской сокровищницы… Да не молчи, говори что-нибудь! - А почему я? - Она еще на тех уродов злится. Женщине охотнее ответит - Милостивая госпожа-а! - печально воззвала Ингила. - А что теперь с нами бу-удет? Старуха покосилась на дверной проем, откуда выглядывали головы пленников, и с ленивым презрением произнесла странные слова: Что будет с человеком - знают боги. Известно ль придорожному цветку, Чья на него пята наступит завтра? Ингила распахнула глаза, решив, что бабка свихнулась. А Орешек почти не удивился. Лишь приподнял бровь и отозвался так же лениво-равнодушно: Я вижу, госпожу мою однажды Судьбы причуда завела в театр? Фраза, на взгляд Ингилы, вполне безобидная, но старуха вскинулась, как от пощечины. Она швырнула наземь охапку валежника, подошла к сараю. Уперев руки в бока, грозно встала над пленниками и рявкнула в своей обычной манере, без витиеватых размеренных фраз: - Это тебя, полудурка, туда «судьбы причуда завела однажды»! А я там играла, понятно? Про аршмирский театр когда-нибудь слышал, псина ты в ошейнике? - Слышал, - дрогнувшим голосом ответил Орешек. - Лучший театр в Грайане. Тебя, коряга кривая, к сцене и близко не подпустили бы. Старуха замахнулась на связанного пленника… но не ударила, опустила руку. Лицо словно озарилось мягким светом. - Ну, я тогда моложе была… красивая такая… В «Принце-изгнаннике» играла. Моим партнером был сам Раушарни Огненный Голос! - Вей-о! И кого ты там играла? Четырнадцатую прислужницу королевы Арфины? - Дурак! Говорят тебе - молодая была, стройная, пышноволосая… Играла Прекрасную Луанни. - Ой, не могу! Ой, ты и врать, бабуся!.. Какая б ты там молодая ни была, но Луанни - это ж такая роль!.. Жабу тебе болотную играть, а не Песню Флейты! Почернев от гнева, старуха бросила руку на рукоять кистеня, торчащего из-за пояса: - Ты, ублюдок чумной крысы! Ты что там вякаешь? Я твой поганый язык с корнем выдеру и ножом к стене приколю! Ингила отпрянула, а Орешек, неустрашимый до наглости, просиял улыбкой навстречу разгневанной разбойнице: - Великолепно! Монолог в духе нежной и кроткой Луанни! Какое интересное прочтение роли! Еще кистень выхвати и над головой помаши! Жаль, Раушарни не видит! Бабка недобро сощурилась: - Ах так? Тебе надо - в духе Луанни?.. Ладно, гаденыщ получай! Она убрала руку с оружия, выпрямилась, взгляд уплыл куда-то поверх голов… И в воздухе затрепетал голос - нежный, глубокий, полный сердечной боли: Нет, мой любимый, не проси, не надо! Не страх в моих словах, и не гордыня, И не наивная девичья слабость… Чтоб быть с тобой, прошла б я босиком По снегу или углям раскаленным! Но плата непомерная за счастье - Своей любовью мир тебе затмить, Из нежных слов и ласк соткать тенета И спутать крылья сильные твои! Враги считают, что глупа Луанни, Годится лишь на роль приманки сладкой, Чтоб в клетку заманить тебя… Постой, Дай мне договорить! Ведь поцелуи Твои лишат решимости меня… Отвага тает… Путаются мысли… Прощай! Взгляни туда, на горизонт! Ты видишь, там рассветная полоска Так ярко и победно заалела? Пусть так же солнце славы и величья Разгонит ночь судьбы твоей жестокой! В седло, мой принц! В бессмертие скачи! Женщина смолкла, словно обессилев в борьбе с собой И тут же ей ответил мужской голос: низкий, хрипловатый, изнемогающий от страсти: Но если власть, и слава, и величье Не стоят слезки девочки моей, Грустящей тихо у ручья лесного?.. Ты говоришь, любовь твоя - приманка? Злорадный смех врагов тебя тревожит? Но кто они для нас с тобой, Луанни? Так… стайка пауков из темной щели… Моя красавица, во всех балладах Звенят слова: «Любовь костром пылает». Избитая, затасканная фраза… А я сегодня понял: да, костром! Смотри, Луанни, как я в это пламя Бросаю без тоски, без сожаленья Мечты, что в черном холоде изгнанья Спасали от отчаянья и боли! Бросаю замыслы, что и меня Порой пугали царственным размахом, Бросаю память о печальном детстве, Об одинокой юности… В огонь!.. А это что?.. Жемчужина ценнее, Чем все, что я швырнул в костер любви: Месть за отца… Смотри, моя Луанни: |