Онлайн книга «Хранитель»
Рука не дрогнет… На костер ее, Кровавую, жестокую химеру!.. Ну вот и все. Теперь я чист, Луанни. Я - это я. Без мишуры, без блеска. Я остаюсь у нашего ручья… Женщина, которую сейчас нельзя было назвать старухой, вгляделась в лицо мужчины так, словно ничего дороже ей в жизни видеть не приходилось и не придется, и ответила: Нет, милый! Память, и мечты о славе, И жажда мести, что меня пугает, В огне любви великой не исчезнут… А знаешь, почему? Все это - ты! «Я - это я», - сказал ты… Нет, любимый! Не сможешь ты самим собой остаться, Отвергнув все, чем жил, страдал, дышал! Ты не судьбу сейчас приносишь в жертву - Ты разрушаешь самого себя! В развалины души ворвется стужа, Любовь умрет - поверь, мой ненаглядный! А это страшный грех - убить любовь! Уж лучше за спиной оставь Луанни, Забудь свою «девчонку у ручья». Как сор, швырни в траву воспоминанья! Я соберу их - каждое мгновенье! - И буду помнить, помнить за двоих!.. Отзвучали последние слова, на поляне воцарилась тишина. Ее разбили звонкие хлопки в ладоши. - Молодцы! - пронзительно закричала Ингила. - Ох, какие молодцы!.. Старуха и Орешек, как по команде, обернулись к своей маленькой «публике» и величественно кивнули. Связанный по рукам и ногам Орешек при этом выглядел весьма комично, но не замечал этого. - У меня было такое платье… - блаженно улыбнулась старуха. - Белое, с огромными васильками… Я сидела в траве, вокруг были такие ромашки… А Раушарни стоял рядом… - Во имя Хозяйки Зла! - заявил вдруг Орешек с явным отвращением. - А я-то, дурак, почти поверил, что ты и впрямь играла Луанни… Обе женщины с негодованием уставились на грубияна. - Да, ты могла бы сыграть, - с полупрезрительной снисходительностью протянул Орешек. - У тебя неплохо получается… выразительно… но надо же чувствовать сцену! Травка… Ромашки… Когда эту пьесу играли мы - усаживали Луанни на большой валун! Женщины недоуменно переглянулись. Какая разница, на чем сидит героиня пьесы?.. - Стало быть, Раушарни стоял рядом с тобой? На коленях стоял? - Ты что, сдурел? Он же принца играл! Ему нельзя было на коленях!.. - Ага-а! - протянул Орешек въедливым тоном судьи, поймавшего преступника на противоречивых показаниях. - Он дальше говорит: «Позволь припасть пылающим челом к ручьям твоих прохладных белых ножек!.. » И кланяется Луанни в ноги! Это как же его должно скорчить, если ты сидишь на полу, а ему, бедняге, и на колени встать нельзя? - Кланялся! - завопила старуха. - Я вот так сидела… колени к подбородку… - Она плюхнулась на траву, коричневая домотканая юбка веером легла вокруг грубых стоптанных сапог. - Вот так свои ноги обнимала… А он - лицом мне в колени… У него лютня в руках была, он на лютню чуть опирался… изящно так… - Да сроду Раушарни такой трюк не проделать! - Дурень, он ведь моложе был, спина лучше гнулась! - Все равно б не вышло! Он высокий, с меня ростом… это как же ему нужно было гнуться? - Да, ростом он, пожалуй, с тебя… А ну вставай! Вставай, кому сказано! Сейчас примеримся… Старуха вошла в сарай, рывком за цепь заставила Орешка подняться на ноги. - Вот я сажусь… Да стой ровно, пенек неуклюжий! - Сама бы так постояла… со связанными-то ногами! - зло ответил Орешек и через голову бабки бросил Ингиле странный взгляд. Словно просил сделать что-то… Но что? Девушка в отчаянии огляделась - и сразу взгляд наткнулся на вбитое рядом в стену кольцо со змеящимся длинным обрывком цепи… Правильно! У нее-то руки свободны… Вот только как добраться до цепи, чтобы бабка не заметила? Тем временем Орешек неловко ткнулся головой в сторону старухиных колен, упал, перевернулся на бок и, не вставая, заорал во весь голос: - Грымза! Актриса с большой дороги! Корова старая! В ромашках она восседала! А принц через нее кувыркался! Под эти крики Ингила подвинулась к соседнему кольцу. Это осталось незамеченным для бабки, которая продолжала упрямо возражать: - Сам дурак! Говорю тебе - он на лютню… Старуха недоговорила. Два крайних звена цепи аккуратно хлестнули ее по макушке. Всхлипнув, старуха осела к ногам Ингилы. Когда вредная карга очнулась, она была уже опутана веревкой, а рот ее был завязан полосой от подола юбки. Разбойница завозилась и свирепо замычала, но не устрашила этим пленников, которые уже освободились от цепей. - Пошли! - скомандовал Ралидж, отшвыривая ненужную Уже связку ключей и набрасывая на голые плечи свой плащ с меховой оторочкой. - Ты, бабушка, не сердись, - почти виновато сказала Ингила. - Ты хорошо роль сыграла, правда-правда-правда! Я чуть не разревелась! - Еще извинись за то, что она тебе к горлу нож приставила! - бормотнул Орешек. Бывшие пленники покинули было поляну, как вдруг Орешек хлопнул себя по лбу - мол, забыл! Поспешно вернулся к дверям сарая, нагнулся над связанной старухой и произнес серьезно, с глубоким чувством: Тебе лишь кажется, что я свободен. Да, руки не в цепях… но разум, сердце Всегда к тебе одной стремиться будут, И этого уже не изменить. Моя душа с тобою остается. Прощай, моя последняя любовь! И в несколько прыжков догнал негодующую Ингилу. - Зачем моему господину понадобилось издеваться над старухой? - И не думал издеваться! - удивился Орешек. - Просто не хотелось оставлять сцену скомканной. Уверен, бабка меня поняла правильно. - А для кого было стараться? Зрителей-то нет… - Зрители есть всегда. Они смотрят на нас каждое мгновение - до погребального костра. Только мы об этом все время забываем… Да, а куда мы идем? Меня-то без сознания сюда приволокли… - Ничего, я запомнила дорогу. По пути прихватим одежду, чтоб не в таком позорном виде на постоялый двор заявиться… - Циркачка, чуть склонив головку набок, бросила на спутника задорный взгляд и спросила с лукавым намеком: - А может, заодно… искупаемся? Очень бы не помешало после всех этих приключений, а? Орешек ухмыльнулся и, не ответив озорнице, весело запел: Угощала курочка Ястреба пшеном. Радовалась, дурочка, Что они вдвоем. |