Онлайн книга «Хроники Вторжения»
– Да кто – он?! – не утерпел Сеня. – Он – офицер ФСБ. Полковник, куратор всего этого безобразия на Банной, если угодно. Викула, подай мне, пожалуйста, бутерброд. В начале девяностых поставили его курировать, да так и забыли. Государственного интереса Машина не представляла, да что для них вообще сейчас представляет государственный интерес? А тогда и подавно. Получил полковник синекуру. И сиди, в потолок плюй, отчеты пописывай. Но он, я же говорю, нормальный мужик, старой закалки волк. Сам, своими руками, установил прослушку. Обязал этих двоих держать по телефону контакт, уведомлять, кто пришел на машину, хотя бы для того, чтобы, в случае невозврата, он мог подготовить легенду несчастного случая с летальным исходом и оформить документы. – Какие документы? – не понял я. – Семен получал свидетельство о смерти? – Как это, значит, знали, что Машина небезопасна? – А то. Предполагалось, что в ходе экспериментов будут несчастные случаи. Между прочим, любопытно у них это было обставлено. Загсам, патологоанатомам давалось распоряжение подготовить документы. С родственниками наш полковник разговаривал лично. Говорил, мол, так-то и так-то, в результате секретного эксперимента произошел несчастный случай. Тело есть, обезображено, в цинке. Вскрывать нельзя. И просьба не разглашать. А кому они еще нужны, эти писатели? Только нашему полковнику и были нужны. Тем более, как нам уже известно, было только два летальных случая. А для СМИ он запускал легенду. С молодым автором, кстати, и этого не понадобилось. Эдик снова взял паузу. Мы прикончили горилку и перешли к чаю. За чаем Эдик значительно произнес: – А вот теперь, парни, главное. Второй акт драмы. Наши Модест и Матвей. Кто они, откуда взялись, даже наш полковник не выяснил. С разных сторон к ним подъезжал. Говорит, нормального человека по-всякому бы расколол, а этих бесполезно. У нормального человека есть в жизни главный интерес и главный страх. Не мне вам, господа писатели, рассказывать. А тут – глухо, как в субмарине. Оставалось только их прослушивать. Слушал он их долго, набрались тысячи часов. Так вот. Кроме как к нему, никуда они не звонили. Между собой почти не разговаривали. Можно сказать, тысячи часов, целая вечность тишины и стука костей. Вообразите, с утра до вечера игра в нарды, без обедов, без чая. Даже неясно было – выходят ли по какой естественной надобности. Разве что на цыпочках и в войлочных тапочках. Еще что? Распределение обязанностей. Полковнику звонил только Модест. С клиентом разбирался Матвей. Их роли никогда не менялись. И среди этой оцифрованной вечности – менее часа информативных реплик. То есть разговоров друг с другом, когда клиент в Машине. Именно – когда в Машине сидит клиент. Самый длинный диалог – целых десять минут – касался, кого бы вы думали? Эдик взял драматическую паузу. Я не сообразил и ляпнул: – Шнизеля. – Нашего Сени, вечная ему память в иных мирах! Сеня вздрогнул и глянул таким взглядом – никогда такого у него не видел, – с неизбывной, собачьей тоской. Но ничего не сказал. Только вздохнул. – Впрочем, что это я говорю, вы сами послушайте. Полковник любезно предоставил монтаж. А и чего ему было не предоставить – я взамен честно рассказал, кто Машину ликвиднул, он и успокоился. Да и приятно, когда твоя работа востребована. Кстати, здесь, на пленке, запечатлен и наш налет на лабораторию. В тот момент я подумал, что Эдик не все нам здесь рассказывает – не могло тут обойтись без особых взаимоотношений с ФСБ. Но не было времени как следует додумать эту мысль – Эдик поставил на стол коробочку с кассетой. И мы стали слушать. О чем говорили эти странные лаборанты? Обменивались туманными фразами. Я понял так: после того, как писатель помещался в Машину, они устанавливали какой-то странный контакт, только с кем? Вот клацнула гермодверь, вот стулья пододвинулись, вот покатились по доске игральные кости. И вдруг: – Контроль нулевой. – Мировая линия универсума? – Ослаблена. – Перспектива? – Нулевая. Снимаю с контроля. И опять стук костей. Иногда случался разговор незамысловатее: – Контроль. Перспектива воздействия. – Мировая линия универсума? – Соединена. Воздействие накладывается на базис. – Перспектива? – Возможность положительная. – Контроль? – Усиливаю. – Ожидание? – Полчаса местного времени. Трое суток мирового времени. – Ожидание временного сдвига... Есть подтверждение на общемировой линии. Вот в подобных случаях, перед возвращением писателя диалог имел продолжение: – Воздействие? Ответ был или «успешно» или «без успеха». У меня от их разговоров мурашки по спине побежали. Что-то нечеловеческое было в этом монотонном обмене репликами. Я бы сказал – ничего человеческого, кроме русского языка. Я покосился на Сеню. Его лицо сделалось совершенно деревянным, в глазах читался ужас. Эдик тоже как-то деревянно хмыкнул, промотал пленку вперед и сказал: – Внимание! На сцену выходит писатель Татарчук. Я стал слушать – и ахнул про себя: насколько точно я реконструировал разговор Сени с этими псевдолаборантами! И вот Сеня погрузился в иные миры. – Контроль. Перспектива отсрочена. Объект в параллельном захвате. – Мировая линия универсума? – Ветвление. Перспектива неоднозначна. – Возможность соединения с базисом, быстро? – Имеется. – Тяжесть паразитного соединения? – Значительная. Усиливаю контроль. Захват! – Мировая линия? – Соединена. Воздействие наложено на базис. – Перспектива? – Возможность все еще неопределенная. – Уточняй привязку. Быстрее. – Круизный звездолет «Двенадцатый рубеж». Движение по мировой линии без фатального исхода. – Возможность организации фатального исхода? – Усиливаю контроль. Возможность реальна. – Ожидание? – Пятнадцать минут местного, три часа мирового времени. Возможность регрессии в параллельной линии. – Принято. Дальше пауза, и вдруг: – Актуализация. – Воздействие? – Успешное. – Объект? – Звони куратору. Объект потерян. Время отделено от пространства. Набирается номер – мерное «пик-пик-пик» мобильника: |