Онлайн книга «Камень судьбы»
|
Лика магнитным ключом открыла подъездную дверь. – Ставьте здесь, Федор Степанович. – Не, не, донесу до лифта! – как-то слишком поспешно возразил Глеб, глядя на ее грудь. Они подошли к лифту, и Лика ткнула точеным пальчиком с кровавой капелькой лака на ногте в обожженную неведомыми пироманами кнопку. – Ну что это такое! – рассерженно топнула она каблучком. – Не работает… Опять сломали, скоты! – Я донесу! – снова заторопился Глеб, хватаясь за ручки баулов. – Какой этаж? – Пятый. Спасибо, Федор Степанович! Все время, пока они поднимались по лестнице, он видел перед собой обтянутые сетчатыми чулочками девичьи ножки, бойко считающие ступеньки. – Вот мы и пришли! – объявила Лика и жестом фокусника продемонстрировала Глебу ключ. – Вы уж, пожалуйста, занесите сумки в прихожую… – Конечно… – У Погодина кружилась голова, но отнюдь не из-за восхождения на пятый этаж. Лязгнула дверь, вспыхнул красноватый свет в прихожей Ликиной квартиры. Пахнуло корицей, лавандой и еще чем-то, необъяснимым и дразнящим. Глеб переступил порог и вдруг понял – не уйти! – Чайку, чайку! Просто так я вас не отпущу, – щебетала девушка, ловко стряхивая с ног сапожки и одновременно скидывая на руки Глебу курточку. – Не, не надо! Я пойду! – отчаянно замотал головой Погодин, прижавшись спиной к двери. – Еще чего выдумали. Так, быстро – разувайтесь и мойте руки. Не деньги же мне вам предлагать. При слове «деньги» Глеб смутился, послушно снял кроссовки и двинулся в ванную. «В конце концов, почему нет? – подумал он. – Перекушу, отдохну. Да и хозяйка симпотная…» В узком коридорчике, столкнувшись с Ликой, он попытался протиснуться мимо девушки, втянув живот и обдирая спиной стену, но хозяйка квартиры, словно нарочно, прижалась к Погодину, дав ему на мгновение ощутить удивительно упругие выпуклости, – и белкой ускакала в комнату, хихикая на бегу. Потом, сидя на кухне, за столом под оранжевым абажуром, они пили чай с баранками. Разговор из серии «ни о чем» медленно тек, как ручей между камушков. Обсудили погоду (Глеб сумел вставить в Ликино щебетание только одну фразу: «Да, никудышная в этом году осень»), столичные пробки (тут ему пришлось только кивать), новую моду (Погодин тихо попивал чай, отводя глаза от голых Ликиных рук, порхавших над столом). С моды беседа съехала на качество одежды, с нее – на качество китайской одежды, а потом, как-то незаметно, на Китай вообще и на китайскую поэзию – в частности. – Я так люблю Ли Бо! – воскликнула Лика. – Вот это знаете? И начала нараспев декламировать: За яшмовою шторою Одна Красавица Томится у окна. Я вижу влажный блеск В очах печальных — Кто ведает, О ком грустит она? – Не знаю! – мотнул головой размякший от чая Глеб и непонятно зачем добавил: – Я сам пишу. Стихи. Поэт я. Вот. – Ой, как интересно! – Лика вдруг вскочила, всплеснула руками и, наклонившись через стол, уставилась на Глеба своими глазищами. – Я… мне… выйти… бы… – промямлил Погодин, обмирая. Лика в ответ лишь отрицательно поводила пальцем перед его лицом и прошептала, обдавая жарким дыханием: За каждую строчку, За милый сердечный привет Готов заплатить он По тысяче звонких монет. [1] – Я… не надо… – выдавил из себя Глеб. Происходило что-то неправильное, что-то очень нехорошее и даже злое. И самое ужасное – он ничего не мог с этим поделать. – А. Теперь. Иди. В. Спальню. Молча, – продолжая глядеть ему в глаза и четко разделяя слова, глухим старушечьим голосом произнесла Лика. Она обхватила запястье Погодина горячими цепкими пальцами и властно потащила его за собой. Двигавшийся как сомнамбула Глеб послушно проследовал за девушкой через прихожую и гостиную в спальню. Там он обнаружил предусмотрительно задернутые шторы и сиреневый ночник, который освещал огромную кровать, полированный шкаф и тростниковую, явно китайского опять же происхождения, циновку на стене. Вглядевшись в изображение на циновке, Глеб почувствовал, как у него запылали уши, настолько неприличным показалось ему то, чем занимался сразу с тремя женщинами древнекитайский мужчина с косой. – Ложись! – зловеще прошипела Лика и каким-то удивительным, слитным и неуловимым движением стянула с себя почти всю одежду сразу, оставшись лишь в прозрачной комбинашке. Он рухнул на жалобно всхлипнувшую кровать, разбросав бессильные руки. Зазвучала тихая чарующая музыка. Тело девушки, полное одновременно и задорной молодости, и обворожительной опытности, манило и звало: «Прикоснись ко мне, поласкай меня!» Лика начала пританцовывать, бесстыдно двигая бедрами и оглаживая себя руками в такт музыке. Перед глазами Глеба все плыло и колыхалось – комната, занавески, шкаф, Лика, бессовестные китайцы на стене. И вдруг, повинуясь какому-то наитию, он встал и, собрав остатки воли в кулак, принялся хриплым голосом читать из своего секретного «Черного цикла»: Сын черного дома, Молюсь у свечи, Прощения не прошу. Ломлюсь в поклонах, Взываю к ночи И смерть под сердцем ношу. Сдираю скальп с перевития вен, Плюю на мертвый алтарь. Танцую во мраке кирпичных стен, Целую рассветную марь. Кукушкой падаю в сизый дым. Меня там не ждет никто… Я был старым и был молодым. Прошло десять лет? Или сто? Сдирая руки, на столб креста Влезу и огляжусь. Зачем? Все просто. И цель проста — Чем выше, тем лучше смотрюсь! Но солнце иссушит лохмотья кож, Что укрывают висок. Землю тряхнет вековая дрожь, Когда упаду на песок. Грохотом грома Собьет сирень, Что выросла у креста. Черного дома исчезнет тень. Вместо нее – пустота… Глеб, тяжело дыша, рванул ворот рубашки. Взвизгнула и затихла музыка. Навалилась духота, от тяжелого запаха лаванды к горлу подкатил комок. – Дурак! – каркнула с кровати пожилая женщина, завернувшаяся в покрывало. – Кто тебя просил стихи читать, а? Ну кто? Больной, что ли? Ты со всеми девчонками это делаешь? – Что? – тупо спросил Глеб, тяжело садясь на край несостоявшегося ложа любви. – А вы… кто? – Дед Пыхто! – зло сверкнула глазами женщина. Погодин увидел в них знакомую зеленцу и затрясся: |