
Онлайн книга «Дело о похищении Бетти Кейн [= Загадочные события во Франчесе ]»
Кевин сунул руку под локоть Марион: — У вас было достаточно своих бед в последнее время, чтобы взваливать на себя чужие. Идемте, сейчас нас пропустят, полагаю… Скажите, приятно вам видеть, как полиция выводит клятвопреступниц? — Нет. Я ни о чем не могу сейчас думать, лишь о крестной муке этой женщины… А, значит, и она называла про себя эту муку «крестной»… Кевин не обратил внимания на эти слова. — Завтра все газеты Англии расскажут о суде. Вы будете отомщены наконец, и это будет настоящее отмщение! — По-видимому, нам придется взять номер в гостинице, — сказала старая миссис Шарп. — У нас хоть что-то осталось из имущества? — Кое-что, — ответил Роберт и сообщил, что именно удалось спасти из горящего дома. Затем рассказал о предложении Стэнли. И вот после суда Марион и ее мать вернулись не к себе домой, а в дом квартирной хозяйки Стэнли. Их там ждал огромный букет садовых цветов и ласковая записка от тети Лин. — Марион, не хотите ли вы завтра поиграть со мной в гольф? — спросил Роберт. — Мы с вами так долго не дышали воздухом. Назавтра он заехал за ней. — Здорово нам здесь живется! — весело сообщила Марион, увидев Роберта. — Повернешь кран — и идет горячая вода. — А к тому же очень поучительно, — добавила старая миссис Шарп. — Поучительно? — Слышишь каждое слово, произнесенное за стеной. — А, перестань, мама, не каждое! — Ну, каждое третье слово, — уступила миссис Шарп. По дороге в машине Роберт решил, что сегодня же будет просить Марион стать его женой. Он решил это сделать во время чая в клубе после игры, но неожиданно для себя, на гольфовом поле, сказал: — Марион, я хочу на вас жениться. — В самом деле, Роберт? — Вы согласны, да? — Нет, Роберт, милый, не согласна. — Но, Марион! Почему? Почему нет? — Причин у меня много, но каждая из них хороша! Ну, к примеру, если человек до сорока лет не женился, значит, женитьба — это не то, к чему он в жизни стремился, а если в сорок лет вдруг он решается, значит, что-то свалилось на него вроде гриппа или приступа радикулита. Мне бы не хотелось быть чем-то, что внезапно свалилось на вас! — Но… Но это… — И боюсь, что я не буду таким уж приобретением для фирмы «Блэр, Хэйвард и Беннет». Ведь хотя… — Я же не прошу вас выходить замуж за фирму. — …Хотя доказано, что я не била Бетти Кейн, все равно я навсегда останусь «той женщиной из дела Кейн» — согласитесь, не слишком удачная жена для старшего партнера уважаемой фирмы. Это не принесет вам пользы, уверяю вас, Роберт! — Бога ради, перестаньте, Марион! — Ну, а кроме того, у вас есть тетя Лин, у меня — мама. С ними как нам быть? Я не только люблю свою мать, она мне нравится. Я ею восхищаюсь, мне с ней хорошо. Вы же привыкли быть балованным племянником тети Лин. Да-да, не спорьте, вы избалованы, вам будет не. хватать тех забот, к которым вы привыкли и которыми я вас окружить не смогу, потому что ничего этого не умею, а умела бы — все равно бы не стала! — и тут она весело улыбнулась Роберту. — Но именно потому, что вы не собираетесь надо мной трястись и меня баловать, именно поэтому я хочу жениться на вас. У вас зрелый, трезвый ум… — С человеком, у которого трезвый ум, очень приятно повидаться раз в неделю, но, проведя столько лет около тети Лин, вы скоро убедитесь, что вам будет не хватать вкусной еды и некритического к себе отношения. — Вы забыли упомянуть об одной немаловажной детали… Любите вы меня хоть немного? — Да. Даже много. Больше, чем я когда-нибудь кого-нибудь любила. Частично поэтому я и не хочу выходить за вас замуж. Ну, а остальное касается только меня… — Вас? — Да. Я не из того теста, из которого лепят хороших жен. Я не умею забывать себя ради другого, не умею применяться к требованиям и капризам другого. Мама и я — мы прекрасно уживаемся, потому что не предъявляем друг к другу никаких требований. Мы не трясемся друг над другом. Нет, Роберт, тысячи женщин только и ждут того, чтобы им дали возможность о ком-то заботиться, за кем-то ухаживать. Зачем же выбирать меня? — А затем, что вы одна из тысяч, и потому что я вас люблю. И, Марион… Ваша матушка не будет жить вечно… — Зная ее, как знаю ее я, думаю, что она меня еще переживет! — Что же вы собираетесь делать? — В случае, если я не выйду за вас замуж? Он скрипнул зубами. Н-да, постоянно иметь рядом человека с этим насмешливым умом не так-то легко! — Я спрашиваю: теперь, когда у вас нет дома, что вы собираетесь делать? Она ответила не сразу, будто говорить ей было трудно, повернулась к нему спиной, укладывая клюшки в сумку. — Мы едем в Канаду, — наконец выдавила она. — Что? Она все еще не поворачивалась к нему лицом. — У меня там двоюродный брат, сын единственной сестры матери. Он профессор в университете. Недавно он написал, предлагая нам приехать и поселиться с ним, но в то время нам было хорошо в доме Фрэнчайз. И мы отказались. А теперь решили ехать. — Ну что ж… — Роберт, не смотрите так грустно. Вы сами не понимаете, от чего избавились, дорогой мой! Через три дня, продав остатки мебели в комиссионный магазин, а свою старую машину в гараж Стэнли, мать и дочь Шарп уезжали из Милфорда. Роберт отвез их на вокзал и долго следил взглядом за уносившим их навсегда лондонским поездом. Затем, по дороге домой, думал о том, что теперь, когда нет надежды хоть раз в день видеть тонкое, смуглое лицо Марион, жизнь в Милфорде станет невыносима. Однако ж эту жизнь он стал выносить легче, чем предполагал. Вновь начал играть в гольф, и хотя всегда мысленно называл мяч «куском гуттаперчи», однако своей прежней формы не потерял. Он обрадовал мистера Хэзелтайна своим вновь проснувшимся интересом к будничным делам фирмы и предложил Невилу вместе заняться сортировкой папок архива, сложенных на чердаке… А три недели спустя, когда из Лондона пришло прощальное письмо Марион, Роберт уже вполне уютно чувствовал себя в привычно теплых объятиях Милфорда… Марион писала: «Дорогой Роберт! Это лишь прощальная записка, чтобы сообщить вам о том, как часто мы обе вас вспоминаем… Послезавтра мы летим в Монреаль утренним самолетом. Сейчас, накануне прощания с Англией, мы обе поняли, что в нашей памяти сохранились лишь добрые, лишь хорошие минуты, а все дурное уходит, расплывается. Быть может, это всего лишь преждевременная ностальгия… Не знаю. Знаю лишь, что вспоминать вас — всегда будет счастьем. И Стэнли. И Билла. И Англию. С любовью и благодарностью к Вам от нас обеих, Марион». |