Онлайн книга «На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы»
— Что привело вас ко мне, господин Иконников? — Вы, очевидно, ожидали видеть моего папеньку? Сергей Яковлевич не ответил. — Нет, ваше сиятельство! — уверенно продолжил Иконников-младший. — Как это ни прискорбно, но я уже вполне извещен о тех печальных недоразумениях, кои возникли между вами… Отчего-то и почел своим непременным долгом, едва прибыв в Уренск, сразу же нанести вам визит. Мышецкий спустился еще на одну ступеньку ниже, снял руку с перил лестницы. — Впрочем, ваше сиятельство, — закончил Иконников, — я могу и уйти, ибо мой папенька сделал все, чтобы имя Иконниковых было для вас неприятным… — Нет, отчего же? — ответил Мышецкий. — Вы столь искренни, сударь… Останьтесь! Мановением руки Геннадий Лукич отказался от услуг горничной и самолично повесил свое пальто. Он был строен, красив и наряден. Держался скромно и независимо. — Куда мне будет дозволено пройти? — спросил Иконников с легким поклоном. — Благодарю вас, князь. Я очень рад, что вы меня приняли… Сергей Яковлевич провел его к себе: — Как видите, я только еще устраиваюсь. — Очень мило! Книги, которые я здесь вижу, лучшее украшение вашей комнаты. Как и моей, князь, тоже! Осмотревшись, молодой миллионер заговорил о главном: — Мой папенька живет еще старыми понятиями. Он не может уяснить себе, что в наше время обладание капиталом накладывает на человека и особые обязанности перед общественностью. (Мышецкий кивнул, соглашаясь.) Поверьте, что когда дело перейдет в мои руки, все станет на иные рельсы. Что же касается этих глупых рогаток поперек улицы… Сергей Яковлевич быстро нахмурился, и Геннадий Лукич тут же его утешил: — Нет, князь, вы можете не сомневаться: рогатки уже убраны мною. Относительно же церкви, которую мой папенька столь неосмотрительно взялся строить, то это вопрос губернского архитектора, и меня не касается. Я вообще против этой дурацкой традиции. Хватит нашим толстосумам отливать колокола — лучше бы они открыли читальню! Сергей Яковлевич выслушал Иконникова и оттаял душою: — Что ж, Геннадий Лукич, я рад вашему появлению в губернии. Вы приехали сейчас из… — Прямо из Лейпцига, — подсказал Иконников. — Я рассчитался с профессорами и отныне свободен. На зиму думаю переехать в Москву, чтобы не зажиреть здесь, а пока… — Вы окончили университет? — Уже третий, — без похвальбы ответил Иконников. — Было лишь трудно в Женеве — среди русских. Когда же я оторвался от дорогих соотечественников, то стало легче, и я быстро сдавал экстерном. — Русских сейчас много за границей? — О да! Европа просто кишит русопятыми. Они бестолковы и поразительно доверчивы. Особенно — наша знать… Их позвали к обеду, и Геннадий Лукич не отказался. В просторной столовой были открыты окна, через которые дом вице-губернатора наполняла далекая музыка, В зеленеющих ветвях деревьев чернели скворечни, высоко в небе плыл бумажный змей. Висла над городом белая мучнистая пыль. — Моя жена, — представил Мышецкий гостю Алису. — Сделайте удовольствие — поговорите с ней по-немецки… Алиса в этот день была необычайно мила. Чистые тонкие руки ее двигались над убранством стола — плавные и воздушные. Она кокетливо посматривала то на супруга, то на интересного молодого гостя. — Я слышал, — говорил Иконников, — что вы, ваше сиятельство, намерены начать постройку в губернии элеватора. — Хотелось бы, — помялся Сергей Яковлевич. — Зерно гниет в каких-то сараях… Элеватор поможет разрешить в губернии проблему весенних голодовок. Хотя бы отчасти! — Если позволите, — предложил Иконников, — я согласен участвовать в этом благом деле. Деньгами, конечно. — Буду только рад, — оживился Мышецкий. — Вся беда в том, что я не нахожу поддержки общественности. И потому ощущаю настоятельную необходимость обратиться к лучшей части российской интеллигенции… Иконников быстро подхватил: — Знаете, князь, у меня есть связи с Власием Дорошевичем… Для тех начинаний, которые вы предприняли, нужны средства, и пусть литераторы помогут в этом! Да и Столыпин… — Петр Аркадьевич? — Нет, князь, я имею в виду братца его — Александра Столыпина, он все крутится вокруг «Нового времени»… Можно потрясти и Яшку Рубинштейна — большой проныра! — Я мыслю несколько иначе, — сознательно отгородился от этих имен Мышецкий. — Пусть писатели (именно писатели) издадут в фонд помощи голодающим литературно-художественный сборник. У каждого литератора всегда найдется в ящике стола вещица, которую он не удосужился пристроить. Пусть он ею и пожертвует! — Пожалуй, — согласился Иконников. — Я уже ясно вижу этот сборник. На титуле скромно оттиснуть: «В помощь голодающим Уренской губернии». А название — краткое, объемное… — Например — «Пустошь», — размечтался Сергей Яковлевич. — Это как раз отвечает сейчас моим замыслам… Немного беллетристики, разжиженной стихами. Кое-что из новостей в искусстве. — Я могу написать о Баттистини, — сказал Иконников. — А у меня, — обрадовался Мышецкий, — имеется статейка о винной монополии. Я думаю, что доля статистики, набранной хотя бы в петите, не помешает? Подали жаркое и запотелый графин с водою (вино в доме Мышецких к столу не подавалось). Алиса переняла поднос от горничной. — Однако, — заметил Иконников, — мы забыли о хозяйке… Протягивая гостю тарелку, женщина задержала свой взгляд на нем и вдруг наивно проговорилась: — Какой приятный загар у господина Иконникова… Верно, Serge? — Угу, — ответил Мышецкий, занятый едою. — Таково уж итальянское солнце, мадам. Почти всю зиму я провел между Ниццей и Миланом… — О, тогда вы должны знать Ивонну Бурже? — напомнил Сергей Яковлевич. — С кем она сейчас? Он сказал это и заметил, что Алиса насторожилась. — Конечно же! — отозвался Иконников. — Ивонна Бурже в Европе — все равно что Конкордия Ивановна Монахтина в нашем Уренске… Кто же ее не знает? Сейчас она, кажется, попала в лапы бакинскому Манташеву. Он уже купил ей два бесшумных электрических автомобиля — иначе не пускают на Елисейские поля. Меня Ивонна заинтересовала как бесподобная куртизанка. Но секретарь ее потребовал только за один разговор с нею пять тысяч франков! — И вы… согласились? — почти с ужасом спросила Алиса. — Безусловно, мадам, — ответил Иконников. — Такое диво, как Ивонна Бурже, выпадает один раз на все столетие. Чтобы продлить удовольствие, я даже купил для нее кольцо с жемчужиной, но Ивонна сказала, что я не знаток жемчуга. — А как поживает Рауль Гинцбург? — спросил Мышецкий. |