Онлайн книга «На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы»
Случилось это так. Остановились для обеда в большом селе. Зашли в трактир, и чин прочел хозяину циркуляр: дошло до моего сведения и так далее… Короче — не следует угощать начальство бесплатно. — Учини расписку, — велел чин по прочтении. — Так что, вашбродь, учиню. Мигом! — Прибей «таксу» на видном месте… Да и развернись: котлеток нам с жару да полсобаки поставь и не греши! Выпил чин полсобаки, разжевал Павлуша котлетки. — Хозяин! — позвал чин. — А сколько много ли с меня? — Да ничего, вашбродь. Как можно… Чин развернулся — хрясь в ухо: — Циркуляр читал? Читал… Расписку чинил? Чинил… Это што же выходит? Ты — бунтовать? Гони красненькую, иначе я тебя в протокол засуну по самые шулята… И спрятал чин в карман «красненькую», подмигнул Павлуше: — Прикажите далее ехать, сударь… Очень этот способ Павлуше понравился. Впрочем, обращался он к чину за все время пути скорее как к путеводителю и переводчику в туземных краях. Чин между тем проводил в жизнь свой «циркуляр» и сокрушал кое-кого по дороге. «Сокрушения» эти производились, как правило, над мужиками, которые должны были обеспечить проезд фон Гувениуса по губернии. Лошадей в деревнях жалели, каждая была на учете в хозяйстве — время-то рабочее. — У-уррррр!.. — говорил в таких случаях чин и тут же сокрушал; так что задержки не было, — фон Гувениус катился со своим циркуляром как по маслу… Павел Иванович посматривал на своего попутчика с уважением. У него — свой циркуляр, у чина — тоже имеется. Вот и конец пути: соприкосновение трех уездов, подвздошина всей Уренской губернии. Отсюда было решено напасть на саранчу… Вылез фон Гувениус из телеги и огляделся. Уныло и пусто мокли поля под моросью. Покосившиеся избенки торчали в небо горбами крыш. Под громадными лопухами на обочинах дороги лежали деревенские собаки. — Гав, гав! — припугнул Павел Иванович одну из них; собака встала и, поджав хвост, ушла куда-то — русская собака, битая собака… Фон Гувениус жаждал распространить свой циркуляр на русских пейзан, но деревня одичало глядела окошками: мужики и бабы находились в поле. Работали! — Но этта есть циркуляр, — недоумевал Павел Иванович. — Его надо исполняйт… Чин распорядился: мужиков и баб с помощью старосты погнали с полей обратно в деревшо. Павел Иванович взобрался на телегу и громко прочел циркуляр. Над толпою повисло скорбное молчание. Тихо накрапывал сеянец-дождик. Мужики подтолкнули вперед старосту: — Кондратушко, милок, выручи! А уж мы тебя… озолотим! Два ведра миром поставим. Ей-пра, хошь лопни… Староста, прижав к животу шапку, смотрел на чиновника. — Ваш благородь, — вступился он за односельчан. — Какое тут… Рази же саранча бывает в такую пору? Да николи, ваш благородь! У якимовских — верно, аж крыши пожрала. Так это кагды было-то? Павел Иванович посмотрел на чина. — У-уррррр! — сказал тот, готовясь сокрушить… Россия вообще — забавная страна! Как-то император Павел, недовольный одной дамой, велел ей «намыть» голову. Это было исполнено в точности: генерал фон дер-Пален пришел в дом этой дамы и самолично вымыл в тазу ей голову. «Приказ его величества, мадам!» — так объяснил он свою любезность… Мужики взъярились противу Павлушиного циркуляра, вечером «чину» тоже было произведено хорошее сокрушение. В темноте-то не видно — кто. Но прибыла тут на подмогу уездная стража, и циркуляр стал приводиться в действие. — Начинайт! — велел фон Гувениус… Чин незамедлительно развел мужиков по округе — копать канавы. Баб посадили за шитье мешков из крестьянского холста. Стариков и детишек погнали в соседний лес (верст за сорок) собирать валежник. Жизнь перевернулась! Павел Иванович начинал свою карьеру честно. С утра, ничего не поев, вымокнув под дождем, он проверял с рулеткой ширину и глубину канав. Путеводной звездой светил ему генерал Цеймерн на этом зябком глинистом поле… — Плохой канава, — говорил он. — Кривой канава. — Ваш благородь, — взмолились мужики, — какой денек прошел… Побаловались и будя! Ослобоните… Но за спиной Павлуши стоял чин. — У-уррррр, — говорил он, и канава выравнивалась по линейке — прямая, как полет одинокой вороны. Автор проекта уничтожения саранчи мыслил так: хворост будет гореть, дым погонит саранчу в канавы, где — очевидно — негодные твари и будут закопаны землей. Непонятно было только назначение мешков, но немецкий ум рассудил быстро: — Саранча собирайт в мешок! Рраз — и давить надо… Циркуляр действовал три дня. Работа на полях была заброшена. Павел Иванович не уставал проверять ширину канавы и считать мешки. На четвертый день, когда фон Гувениус попивал в избе молоко, протиснулся в двери староста и упал перед ним на колени. — Что это есть? — спросил Павлуша у чина. — Моченьки нашей не стало! — всхлипнул староста. — Уж не взыщите, ваш-благородь, собрал, сколь мог… Да уезжайте, а то мужики худо задумались — не быть бы кому биту! Размотал староста грязную тряпицу и выложил перед фон Гувениусом трепаную пачку денег. — Этта есть… взятка? — возмутился Павел Иванович. — У-уррррр, — напомнил о себе чин, но урчание его теперь отзывало игривой ласковостью. Староста поник головою, так что можно было видеть его заросший затылок. — Сколько могли, — повторил он. Павел Иванович плюнул на пальцы и пересчитал деньги. Ни много ни мало — двести рублей. И он даже не просил! — О-о, — сказал Павел Иванович старосте, — ты добрый человек. Я возьму их у тебя… Но циркуляр есть циркуляр! И вдруг чин сказал: — Прикажите далее ехать… А далее события разворачивались уже в порядке ускоренном. Быстро сгонялись мужики, ставились условия о холсте и канавах, после чего называлась сумма. Как правило, все шло гладко — без запинки. Саранча быстро уничтожалась! С каждого уезда накапало по семи тысяч. Еще вчера живший на даровых хлебах, таскавший сигары из стола князя Мышецкого, фон Гувениус возвращался в Уренск весьма утяжеленным. Чин же, помимо прямых доходов, имел еще по червонцу от каждого уезда за неоднократные «сокрушения» и тоже был весьма доволен. Чуткая душа фон Гувениуса пребывала в отменном согласии с совестью: ведь он даже не намекал на взятку, ему сами давали. Эти грязные русские свиньи сами развратили его! В блаженном настроении появился Павел Иванович перед своим братцем, похвастал успехами. |