
Онлайн книга «Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы»
— Разлакомились! — ругался он. — Что вам дороже — сахар или сигнал к авралу? Пулей надо бежать… пулей! Рябинин тоже вышел на полубак. Перетягиваться решили с помощью лебедки. Один шлаг троса лег на барабан неровно, командир решил его поправить, но палец случайно попал под трос, и его ободрало так, что даже сорвало мясо вместе с ногтем, палубу забрызгало кровью. — Сам виноват, старый дурак, — сказал Рябинин и велел Китежевой прийти к нему в каюту с бинтом. — А я уже ранен, — пошутил он, протягивая девушке окровавленную руку. — И, кажется, весьма тяжело… Лечите! Пока она бинтовала ему палец, он здоровой рукой нащупал что-то в кармане и протянул девушке конфету. — Кладите на зубок, — сказал он. — Это вам вместо гонорара. Вы все-таки женщина и лучше меня разбираетесь в сладостях. Они разговорились. Варенька за эти дни уже успела полюбить этого большого доброго человека и даже не обижалась, когда он ругал ее за мелкие женские прегрешения — опоздания, излишнюю суетливость и прочее. — Кстати, о сладком, — напомнила ему девушка. — Только для вас. Почти на ушко… Можно? — Можно. Распечатывайтесь. — Наши матросы, кажется, что-то задумали. Сегодня они получили сахарный паек… — Ну! — И каждый отделил от своего пайка граммов по двести в общий мешок… — Ну! — И мешок этот куда-то спрятал мой санитар Мордвинов… — Ну! — Вот вам и «ну». Может, они решили отвальную справить. Сахар загонят, а вместо него водки купят… Мордвинов у меня вчера еще громадную бутыль выпросил. В дверь осторожно постучали. Вошел Мордвинов: — Товарищ командир, разрешите на берег уволиться? Прохор Николаевич, ни слова не говоря, выписал матросу увольнительный билет. Потом как бы нечаянно спросил: — Не тяжело тебе будет одному? — То есть… как это? — сразу покраснел Мордвинов, тараща на Рябинина глаза. — Мешок-то, говорю, не тяжело тебе одному тащить? Да и бутылку разбить можешь. А в бутылке-то, брат, я знаю, что ты потащишь… Мордвинов понял: здесь уже все знают — таить нечего. — Товарищ командир, — сказал он, — это все не так, как вы думаете. Сахар мы собрали — это верно. А бутыль мне под рыбий жир понадобилась. У меня еще литров пять его с прошлого рейса осталось. И все это мы решили жене Кости Никонова оттащить. Бабе-то ведь помочь надобно! Он посмотрел в упор на Китежеву: — И совсем зря вы так обо мне подумали. Я выпить и сам не дурак, до войны все «американки» в Мурманске спиною обтер. А сейчас я, коли время такое строгое, ни в одном глазу, ни мур-мур! — Иди, иди, парень, — сказал ему Рябинин. — Я тебе и так верю… Об этом на корабле мало кто знал, кроме матросов. И вот отбили полуночные склянки. Из числа отпущенных на берег не явился к сроку на борт корабля только один. — Кто? — спросил Пеклеванный. — Мордвинов, — неловко козырнул в ответ боцман Мацута. Лейтенант прошел к себе в каюту, рассказал об этом замполиту, и Самаров в ответ махнул рукой: — Вот шпана!.. Какой уж это раз с ним. До войны, бывало, даже последний пиджак с себя пропьет. Однажды я сам его, паршивца, за шкирку из ресторана выволок!.. — Может, у него в городе родные? — полюбопытствовал Артем. — Да нет. Он из беспризорных. Его Прохор Николаевич перед войной из детдома взял… Ничего, вернется! — На гауптвахту! — коротко заключил Пеклеванный. — Я не посмотрю, что он у меня лучший дальномерщик. Пусть только дыхнет водкой, как завтра же ему башку острижем, и пусть посидит под арестом. — А вдруг — в море? — спросил Самаров. — На время похода освободим… И впредь я буду наказывать за пьянство строго. Здесь не пивная, а патрульный корабль. Мы, слава богу, плаваем под военным флагом! Олег Владимирович вдруг тихонько рассмеялся в ладошку. — И ничего смешного, — внезапно обозлился Пеклеванный. — Я удивляюсь, как можете вы смеяться, если один из вашей паствы бродит где-то по улицам пьяным, когда ему давно пора быть на корабле… Машинка у нас есть? — Есть. — Кто из команды умеет стричь? — Кажется, боцман Мацута. — Вот и отлично. Завтра же острижем его, и пусть-ка суток пятнадцать поваляется на голых нарах, если не желает спать на своей корабельной койке… Был уже первый час ночи, когда Самаров ни с того, ни с сего вдруг решил затеять стирку грязных носков. — Все равно, — сказал он, — когда-нибудь да надо… А стираю я их, подлых, большей частью в плохом настроении! — И помогает? — А как же! Вот так пар десять промусолишь под краном, и мысли сразу приобретают плавное диалектическое течение. Чувствуешь, что в жизни самое главное — порядок! Пеклеванный скинул с себя китель, повесил его на распялку. Шелковая сорочка плотно облегала его широкую загорелую грудь. Он стянул ботинки, подвигал пальцами ног. — И мне, что ли, попробовать? — сказал он. — Мордвинов, чтоб ему провалиться, мне тоже настроение испортил… Артем включил вентилятор, и в каюту с тихим шелестом потек холодный, обжигающий сквозняк. Жамкая под рукомойником намыленные носки, Олег Владимирович с умыслом сказал: — Вам настроение испортить нетрудно. Вы и прибыли-то сюда к нам уже не в духе. Не знаю почему, но это ведь именно так. — Да, так, — хмуро согласился лейтенант. — Просто мне лвишлость разочароваться в своих надеждах. Хотя в мои двадцать пять лет и смешно говорить такое, но — что поделаешь!.. — Миноносцы? — подсказал замполит с ухмылкой. «А чего тебе объяснять?» — решил Артем и ответил почти грубо: — Нет, вы ошиблись. Я желал бы служить на речных трамваях… Тут в каюту вошел рассыльный и очень спокойно доложил, что опоздавший матрос на корабль явился. Пеклеванный накинул плащ и взял в руки фонарь. — Где этот забулдыга? — Какой? — Мордвинов. — В умывальнике правого борта. — Чего он там? — Умывается, наверное. — Здорово пьян? — Не разберешь. Весь в кровище. Дрался, видать… В низком помещении умывальника, освещенного синим маскировочным светом, было холодно и смрадно от табачного дыма, не успевшего еще выветриться. Мордвинов стоял у крана и, сняв бескозырку, мочил под струей воды лохматую голову. — Явился наконец? — Как штык, — ответил Мордвинов, вытирая бескозыркой мокрое лицо — лицо избитое, все в синяках и ссадинах. |