Онлайн книга «Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана»
|
— Беги, отдай. И, счастливая от такого подарка, Женя побежала к дому, еще издали крича: — Анфиса!.. Анфиса, ты смотри, что мне дядя дал!.. Сережка подобрал брошенную девочкой палку и, сталкивая ею в воду мелкие камешки, пошел следом за Женей. Когда он приблизился к порогу дома, девочка рассказывала Анфисе: — Вот, говорит, что он боцман. А разве боцманы такие бывают? Внучка Хлебосолова протянула ему руку: — Вас, кажется, Сергеем зовут. Здравствуйте!.. Мне дедушка очень много о вас рассказывал. — О чем же? — Ну, это секрет! Прошли внутрь дома. Здесь было все так же, как и в прошлую осень, когда он, получив паспорт, уходил отсюда в море. Но в то же время здесь многое изменилось: на всех вещах чувствовалось заботливое прикосновение хозяйской девичьей руки. — А где дядя Степан? — Скоро вернется. Пошел на ялике вехи красить. В углу ворковал что-то свое медный самовар. — Вы будете чай с нами пить? — спросила Анфиса. — Буду… Чай пили с вареньем из прошлогодней морошки и с колобками. Внутри каждого колобка была искусно запечена сушеная слива, — в этом, очевидно, и состоял главный секрет кулинарии Анфисы. Вначале смущавшиеся друг друга, за столом они разговорились. Женечка-Колосок смешила их своим неистощимым аппетитом к варенью, и нельзя было не расхохотаться, глядя на ее рожицу, выпачканную густым сладким соком «северного винограда». — Ты маленькая обжора! — шутила Анфиса. — Оставь хоть немного варенья для дяди Сережи. — Ничего, пусть ест, ведь я не девчонка, — солидно заявлял семнадцатилетний боцман гвардии, удивляясь, что его называют дядей. — Расскажите что-нибудь о море, — попросила Анфиса. — Ну что — море! — неохотно отозвался Сережка. — Море как море: волны, качка, ветер, стужа, сухари, консервы… — И никакой романтики? — Почему? Романтики хватает. — А в чем? Неужели в сухарях? — Она засмеялась. — Во всем! Вот вы, Анфиса («Какое красивое имя!»), поставили самовар, заварили чай, сидите и пьете. А в море? На одном тральщике матроса за борт смыло, когда он попробовал чаю напиться… — Как же это? — А вот так: ветер десять баллов, палуба покрыта льдом, волны швыряют коробку с борта на борт, и к тому же леера срублены. Вот он, бедняга, пошел с чайником по палубе, его как подмоет волной за борт — и амба! Анфиса промолчала, но лицо ее как-то затуманилось. — Но это еще не конец истории, — улыбнулся Сережка. — Когда первая волна схлынула, вторая с другого борта подошла… Это мне рассказывали те, которые с мостика все видели… Подошла, грохнулась о палубу и этого матроса на корабль снова выбросила. Тут к нему подбежали, вытянули… — И он остался жив? — А что ему сделается? Руку вывихнул — и все! Сейчас опять на тральщике служит. Чай, я уверен, в любую погоду пьет. — Нелегкая у вас романтика. — Какая уж есть! — Вот потому вы, матросы, и отчаянные все такие, — сказала Анфиса. Этими словами она будто хотела напомнить ему о прошлой их встрече. Сережка двинул свои мохнатые белесые брови и сурово спросил: — Вы мне так и не ответили тогда: сдали экзамен или нет? — Сдала. С первого сентября уже занятия начинаются. — И кем же вы решили быть? — Штурманом тралового флота… Сережка внимательно присмотрелся к девушке: круглое девичье лицо с широкими дугами бровей, немного курносый нос, гладко зачесанные каштановые волосы. Сама она невысокая, плотно сбитая, с короткими сильными руками и ногами; глаза смеются из-под бровей лукаво, будто дразнятся. «И эта туда же, — ревниво подумал он, — в море…» — А сколько вам лет? — Мне?.. Восемнадцать. «Старше меня на целый год, — мгновенно прикинул он и тут же решил: — Все равно я старше ее намного. С наше покачайтесь, с наше повоюйте, с наше покочуйте хоть бы год…» — А что? — спросила она. — Да так, ничего… В открытое окно донеслись четкие всплески весел. Сережка выглянул. Навигационный смотритель, сидя в рыскливом ялике, подгребал к берегу. — Ого-гой! — крикнул Хлебосолов, заметив в окне Сергея. — Здорово, сынок! Прогремела цепь прикола, и через минуту, пригибаясь в дверях, в горницу вошел старик. На нем была чистая косоворотка, слегка забрызганная морем, и штаны из чертовой кожи с большими заплатами на коленях. — Что давненько не навещал нас? — спросил Хлебосолов, ставя в угол ведро с краской. — Да все некогда, дядя Степа. — Что так? А моя внучка уж не раз спрашивала о тебе. — Дедушка! — вскрикнула Анфиса, вставая из-за стола. — Да, говорит мне: «Дедушка, а дедушка, а скоро Сережа к нам придет?» — Как вам не стыдно, дедушка! — А что ты, внученька, — обиделся старик, — разве ж я плохое про тебя скажу когда? И наш Сережа — он тоже хороший парень… Он вернулся домой поздно и долго стоял перед дверью, не решаясь позвонить. «Может, — думал, — лучше пойти ночевать на катер?» Но внутри квартиры раздались приглушенные голоса, и он нажал кнопку звонка. К его удивлению, спать еще не легли. Мать, поспешно поцеловав сына, продолжала собирать отцу белье. — Я тебе положу вот эту рубашку, — говорила она, — и этот свитер. Он, правда, старый, но теплее нового. Отец сидел за столом, широко расставив локти, ел студенистую палтусину со сковородки, перед ним стояла пузатая стопка с недопитой водкой. Оглядев сына светлыми, словно морской лед, глазами, он коротко спросил: — Откуда? — Гулял. — Нашел время! Допив водку, он сказал: — Если будут письма, Иринушка, пересылай их на мою полевую почту. — Уходишь? — спросил его Сережка, стягивая бушлат. — А куда? — В Аддис-Абебу, — не улыбнувшись, ответил отец, и Сережка понял, что дальше спрашивать бесполезно. Он раскрыл первую попавшуюся книгу, и, взяв со стола кусок черствого хлеба, стал усердно его жевать. В глаза случайно бросилась фраза: «…нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Волконским, но над всею Россией заслонял все другие предположения!..» — «Война и мир», — вздохнул Сережка, закрывая книгу. Порывом ветра распахнуло форточку, и отец нахмурился: — Норд-ост идет. Достанется… |