
Онлайн книга «Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана»
В полдень батальон Керженцева сделал марш вперед, заняв несколько деревень, в которых уже не встречалось ни одного финна. Вечером, когда солдаты располагались на отдых, из штаба приказали продвинуться еще на десять километров на запад в сторону советско-финской границы. На восьмом километре батальон нагнал связной из штаба полка с новым приказом: продолжать движение, а один взвод выделить в распоряжение командира дивизии. Уже ночью Стадухин привел своих солдат на маленькую железнодорожную станцию, затерявшуюся в лесу. Был дан приказ грузиться по вагонам. Разговорившись с офицерами, лейтенант узнал, что все они задержаны на марше к границе и выделены из своих частей, так же как и его взвод. Куда направляются — никто не знал. В три часа ночи эшелон, скрипя тормозами, тронулся по узкоколейке. Усталость и мерное постукивание колес быстро угомонили солдат. Заснул и Стадухин. За окнами проплывали верхушки елей, мигали в вышине темного неба расплывчатые звезды… Утром все стало ясно: в Лоухи погрузились в другой эшелон и быстро помчались по Кировской железной дороге — на север, на север, на север!.. По вагонам заливались голосистые баяны, теплушки тряслись от топота ног. — На север, на север!.. Проснувшийся от шума Левашев накинул на плечи шинель, подошел к раскрытой двери. Мимо пробегали тощие кустарники, каменели проплешины голых сопок, вскипали под ветром зеркала лапландских озер. На станции Полярный круг, получившей свое название от Полярного круга, который пересекает в этом месте железную дорогу, эшелон остановился. Два пожилых солдата втиснули в теплушку большой ящик. — Держи! — крикнули они. — А что в нем такое? — Шампанское. — Не врете? — Выпьешь — убедишься. Принимай следующий! — А в этом что? — Яблоки! — Да за что нам такая особая милость? Руководивший погрузкой пожилой ефрейтор серьезно сказал солдатам, показывая чубуком своей трубки на доску с названием станции: — Вы сейчас пересечете Полярный круг, а через минуту станете уже не просто солдатами, а солдатами Заполярья. И вот, чтобы вы не мерзли и не болели цингой, вам дается это шампанское и яблоки. — Спасибо, отец!.. Быстро стучали колеса вагонов. Быстро менялась природа, становясь с каждым часом суровее и грубее. Впереди лежали тяжелые бои за Печенгские земли, и никто не знал — останется жив или нет. Но об этом и не думали. Пили из солдатских котелков шипучее шампанское, пели песни, грызли сочные яблоки, весело смеялись и — ехали… Ветер Сережка в своем развитии двигался как-то неровно, толчками. Первым таким толчком были разговоры с отцом, и он задумался над жизнью, вторым — смерть старшины Тараса Непомнящего, и Сергей приобрел мужество; третьим — встреча с Анфисой, и он полюбил ее. Впрочем, это не то слово — полюбил; ему хотелось видеть девушку, хотелось послушать ее смех, а порой и просто подумать: «Как-то она там?..» Уже с неделю стояли на базе. Готовился массированный торпедный удар с моря и воздуха по каравану немецких транспортов, который находился на пути к Вадсе, и накануне операции командам катеров дали целые сутки отдыха. Раньше молодого боцмана мало тянуло на берег, ему нравилось проводить свободное время на базе. Играл в футбол, бегал на лыжах, читал или просто забирался, если было тепло, в сопки и, лежа на спине, подолгу смотрел в небо. А теперь он старался не пропускать ни одного увольнения, сам просился у Никольского отпустить его на берег. И старший лейтенант, выписывая увольнительную, однажды сказал ему недовольно: — Я вот тебя отпускаю, а ты болтаешься где-то! — Я не болтаюсь. — Но и дома тоже не бываешь. — Откуда вы знаете, товарищ старший лейтенант? — В госпиталь ходил к приятелю, а там и отец твой лежит. — Отец? — испугался Сережка. — Вот видишь, — с укоризной сказал Никольский, — ты даже не знал этого… Стыдно! Он мне и сказал: что же, мол, сын дома не бывает?.. В госпитале, куда прибежал Сережка, ответили, что Рябинин уже выписался — ранение было легкое. Тогда, сев на междурейсовый пароход, он отправился прямо домой. Отец, как всегда, не спрашивая «кто?», сам открыл ему дверь, держа одну руку на перевязи. — Сначала отдышись, — посоветовал он сыну, когда тот прерывающимся голосом стал что-то ему говорить. Матери не было. Примятый диван, на котором лежал отец, был весь обложен книгами. — Ты плохо себя чувствуешь? — спросил Сережка, придвигая стул поближе к дивану. — Кто тебе сказал? — Ну, все-таки… рука. — Лишь бы не сердце. Помолчали. Отец взял раскрытую книгу, вынул из-за уха остро, по-штурмански заточенный карандаш. — Тебе письмо, — сказал он. — Мне? — Сережка задумался: «От кого?» Захлопнув книгу, отец покопался здоровой рукой в кармане: — Кажется, здесь… Вот оно, держи! «Сережа, — писала Анфиса, — вы не приходите несколько дней, и я беспокоюсь. Не может быть, чтобы я обидела вас чем-нибудь. Приходите, пожалуйста, сразу как вас отпустят. Приходите, а то мне очень тревожно за вас…» — Что так быстро прочел? — Да уже все, — покраснел Сережка, раздумывая: «Спросит — от кого или не спросит?» — Коротко тебе пишут, — улыбнулся отец, иронически посмотрев на сына. — И притом, — добавил не сразу, — пусть лучше пишут на полевую почту, а то мать твоя, сам знаешь, как ревниво к тебе относится… Дай-ка спичку! «Он все-таки понял, что от девушки», — решил Сережка, давая отцу прикурить, и как можно беззаботнее ответил: — Это от одной… вместе в школе за партой сидели. — Наверное, соврал! — спокойно и даже безобидно сказал отец. — Про школу-то. А впрочем, твое дело!.. — Я не хотел врать, папа, но… — Да, вот именно. Лучше помолчи. — Ты никогда не хочешь меня выслушать. Отец хрипло рассмеялся — смех был невеселый. — Ладно, — примирительно сказал он, — знаю, почему ты меня в прошлый раз о садах расспрашивал… Сразу так и видно, что письмо это под яблоней писалось! На конверте синел жирный штамп Мурманского почтового отделения. — А-а, ладно! — раздраженно сказал Сережка. — Ты сегодня, я вижу, не в духе. И я пришел не за тем, чтобы пререкаться с тобой целый вечер! — Легче… легче греби, — пригрозил отец, — а то, смотри, весла поломаешь. — Наваливаться не собираюсь, но и табанить перед тобой не буду. Это только мать на цыпочках перед тобой бегает. |