Онлайн книга «Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана»
|
— А ты, Штумпф, будешь драться против нас? — Я солдат фюрера, — ответил советник. — Я тоже солдат, — закончил Суттинен и, повернувшись, крикнул в сторону капрала: — Эй, эй!.. Берегись!.. Позванивая массивной цепью, на двор усадьбы вышла темно-бурая медведица с маленькими заплывшими гноем глазками. Глухо рыча и оскалив пасть, полную желтых зубов, она встала на задние лапы и пошла прямо на капрала. — А вот я тебя! — азартно крикнул капрал, скидывая с себя мундир с орденами. — Я не боюсь, херра луутнанти, — добавил он, смеясь, — у моей матери две такие, даже пострашнее были!.. Цепь натянулась и рванула медведицу за горло обратно. Но капрал уже схватился с ней в обнимку — только взметнулась рыжая пыль. И замелькали в этой пыли руки человека и длинные, свалявшиеся в грязи космы на «штанах» зверя… — А вот я тебя!.. А вот!.. — покрикивал капрал. — Пошли в дом, — сказал Суттинен, — я тоже когда-то любил бороться. Мой отец специально для меня держал медвежат. Они поднялись на крыльцо, и в этот же момент из тучи пыли вырвался капрал, держась окровавленными пальцами за голову. — Ухо, — простонал он, — две войны отвоевал, а тут… Откусила, сатана перкеле!.. — Ха-ха-ха, — рассмеялся Штумпф. — Ох-ха-ха!.. Ухо!.. Медведица, подгоняя детенышей шлепками лапы, не спеша уходила со двора. Старый финн в синем жилете так же спокойно сосал трубку. За свою длинную жизнь он видел много всякого, и — что ухо?! — Иди, иди, — сказал он капралу, — я тебя не звал на мой двор… Сам пришел. Садясь в горнице на лавку, Штумпф перестал смеяться и сказал: — Будем мы воевать или нет, а сейчас давай выпьем. — Хорошо, только немного. Ты же знаешь: я не пью после того случая… Нэйти! Вошла румяная молодая крестьянка. — Обед можно подавать, — сказала певуче. За столом, когда одна бутылка опустела, Суттинен заговорил как-то горячо и поспешно: — Скажи, во мне еще не потеряно человеческое? Солдаты зовут меня собакой. Я сам чувствую, что бываю иногда подлецом. Но, скажи, я могу еще стать человеком? — Давай выпьем, — предложил Штумпф и, когда выпили, строго посоветовал: — Меньше пей, и будешь человеком. Суттинен быстро пьянел, его мысли путались, он пытался ухватиться хоть за одну из них. — А все — она, она, она! — трижды выкрикнул он, едва не плача. — Водка? — спросил Штумпф. — Зачем водка? Женщина. Водка пришла потом, сначала была женщина… — А я не знал. — Ох, если бы ты знал! — Я думал, ты — так, никого и не любил… — Попробовал бы ты не полюбить, — вскочил Суттинен и снова плюхнулся на лавку. — Ты бы попробовал! У нее были вот такие черные глаза! — Черные… Она — что, разве не финка? — Да какое тебе дело! Я говорю — глаза были… вот! И взмахом плетки, описавшей в воздухе круг, он показал, какие были глаза. Потом сразу как-то сник, опустил голову на стол. — Э-э, да ты, оказывается, лысеешь, — заметил Штумпф. — Двадцать семь лет. — Рано. Если бы не война, не окопная жизнь… — Иди к черту! — обрезал Суттинен. — Ты сам-то лыс, как лапландская ведьма. — Не злись, — добродушно пробурчал Штумпф, прожевывая картошку, — мы скоро распрощаемся. И, наверное, уже никогда не встретимся. — А я бы и не хотел. — Почему так? — Надоел ты мне. — Ты мне тоже… Суттинен поднял голову, рассмеялся. Штумпф похлопал его по плечу, радостно загоготал: — Мы оба надоели друг другу, но совсем немножко. Ведь правда?.. Нам нельзя ссориться, еще неизвестно, что будет дальше! Ну вот, давай руку… Давай руку, приятель. Мы с тобой неплохо воевали почти год. — Нэйти! — позвал Суттинен, растрогавшись. — Еще бутылку «Пены Иматры»!.. Если нет «водопадной пены», тащи самогону!.. — Хватит, что ты! — убеждал его Штумпф. — Ведь ты же решил не пить! — А почему не пить?.. Почему? — наседал на него Суттинен с покрасневшими от слез глазами. — Скажи, я — подлец? Я — подлец, да? — Да кто тебе сказал… Сядь! — Нет, ты ответь: я, выходит, подлец? — Брось, лейтенант. Нэйти, не надо никакой пены! — Нэйти, — настаивал Суттинен, — тащи пену! Девушка, заложив руки под накрахмаленный фартук, стояла в дверях. — Я не знаю, кого мне слушаться, — томно выпевала она. — Конечно, меня! — кричал лейтенант. — Я финский патриот, а ты читала?.. Ты читала в «Суоменсосиалидемокраатти», что — ни одного немца!.. Вот, а он немец!.. Тащи пену! — Ты пьян, Рикко, — уговаривал его Штумпф, сам начиная беспричинно смеяться. — Ты пьян, и пятнадцатое сентября еще не наступило. Я могу уехать шестнадцатого!.. Но на улице уже стоял грузовик, в котором рассаживались едущие в Лапландскую армию немецкие военные советники, и Штумпф уехал вместе с ними. Старый финн в синей жилетке еще долго сидел на крылечке, потом встал и, кряхтя и охая, поднялся в дом, где расположился Суттинен. — Опьянел и спит, — доложила румяная нэйти. Не выпуская изо рта медной трубки, старик прошел в комнату офицера, дал понюхать со своей сморщенной ладони лейтенанту какой-то порошок. — Ох, ох, что ты! — забарахтался Суттинен, быстро трезвея. — Нехорошо, — качая головой, тихо и совестливо произнес старик, — наша Суоми так страдает, а вы… пьянствуете. Сегодня, ровно в полночь, вам надо быть на даче госпожи Куркамяки, что в семи верстах отсюда. — Что, что? — Ну ладно, — сказал старик, — я еще зайду к вам, напомню… Подполковник Кихтиля часто зевал и сразу же крестил рот: лапландские духи, как известно, настолько злы, что только и ищут лазейки, как бы забраться внутрь человека. — Обождем еще немного, — говорил он, посматривая на браслетку золотых часов. Госпожа Куркамяки спустилась в комнату, где собрались заговорщики, принесла поднос с маленькими чашечками кофе. Каждый офицер достал пакетик с мелко наколотым сахаром, стал пить кофе вприкуску. Чадила керосиновая лампа, поскрипывали стулья, под полом возились крысы. — Ну, где же лейтенант Агрикола? — снова сказал Ких-тиля. — Связного к нему послали еще утром, а его все нет… — Район Вуоярви, — заметил кто-то из угла, — очень труден для нашей работы. Там полковник Юсси Пеккала! И лейтенанту Агрикола, очевидно, не так-то легко вырваться… |