Онлайн книга «Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана»
|
И вот вчера ночью случилось то, чего больше всего боялся каждый егерь: финны вдруг нанесли первый, неповторимый в своей ярости удар из района Вуоярви, где когда-то служил фон Герделер, и немецкая армия, собирая на развилках дорог разрозненные гарнизоны, медленно попятилась на север. Отступление вязло в снегах, тонуло в болотах, замирало перед жуткими лесами; кто-то подпиливал стропила мостов, и автомашины рушились в реки; крестьяне бросали в колодцы дохлых собак, разрушали в домах печи; немцы боялись оставаться на ночлег в деревнях, чтобы не быть зарезанными во сне. Лапландия — суровая, неуютная и дикая — вдруг обернулась для гитлеровской армии «вторым фронтом». В полдень на улицу поселка ворвалась лошадь, на которой почти лежал, истекая кровью, раненый офицер связи. Фон Герделер выскочил из штаба, схватил спущенные поводья. — Откуда? — спросил он. — Из Петсамо… — Что с вами?.. Финны? — Здесь на третьем километре… кто-то… в грудь… Фон Герделер с помощью выбежавших писарей снял офицера с лошади, на руках внесли его в помещение, положили на лавку. — У вас пакет? — Нет, — ответил раненый, закрывая глаза, — генерал Рандулич… приказано на словах… Лапландия… В грудь… — Он умирает, — шепнул кто-то. Инструктор заволновался: — Говорите скорей! — приказал он. Раненый с трудом разлепил потухающие глаза: — Уходить… вдоль Лапландии… Генерал Рандулич приказывает… Гру-удь… Воды! — Что, что? — закричал фон Герделер. — …Протянуть «зону пустыни»… Генерал Рандулич… Надо… Надо… Он приказывает… — Так что же он приказывает? — вне себя от бешенства снова крикнул оберст. Раненый затих, медленно вытянулся всем телом. — «Зону пустыни», — шепнул он и больше не сказал ни слова. — Хорошо, — проговорил фон Герделер, складывая руки мертвого на окровавленной груди. — «Зона пустыни» будет… * * * Из горящего хлева выбегает опаленная свинья, с визгом несется по улице. Егерь вскидывает свой шмайсер — та-та-та! — свинья тыкается пятачком в грязь, ее толстый бок посыпает снежком. — Ай да Фриц!.. Метко стреляешь!.. Вытаскивая из подожженного дома узел с вещами, выходит на крыльцо пожилой финн в мундире летчика, но уже без погон. — Зачем убили свинью? — угрюмо спрашивает он. — А чем ты лучше этой свиньи! — отвечают ему. Где-то в дыму мычит корова. Ее находят и тесаком отрезают ей большое, пахнущее молочным паром вымя, — молока теперь не попьет никто. А это что?.. Никак водопровод?.. Скажите, пожалуйста, живут в такой глуши, и — водопровод!.. — Мы его взорвем, Фриц!.. — А это что?.. Ха-ха, маслобойня. — К черту маслобойню!.. — Вот там, за решеткой, бегают из будки в будку напуганные лисенята. Да тут, кажется, есть черно-бурые? Дави их, Фриц!.. «Зона пустыни» — это не шутка; «зона пустыни» — это мертвое пространство; «зона пустыни» — это спи под звездами; «зона пустыни» — это подыхай с голоду; «зона пустыни» — это просто пустыня, это смерть!.. И на многие сотни верст, от лесов Карелии до нейтральной Швеции, пролегает выжженная, вытоптанная, вымощенная трупами полоса пустыни, — ничего живого, все прах, пепел… Рушатся заповедные леса, выбегает из них зверь; заполняются водой штреки мраморных каменоломен, потом ударит мороз, и ледяные пробки заглушат все; взрываются созданные трудом поколений дамбы, и озера, выходя из берегов, заливают небогатые пашни, отвоеванные у дикой природы; огонь, динамит, пуля, веревка — так и знайте, финны!.. — Стой! — кричат шоферу. Машина резко тормозит. На перекрестке двух дорог возвышается обелиск, высеченный из серого гранита. Босой Вяйнемайнен в широкой рубахе играет на каменных кантеле. Когда, в каком веке жил этот мастер, что грубым резцом вырубил мужественные черты финского героя? Время и ветер сделали свое: истерлись тонкие струны, едва-едва обозначены узор и ремешок на рубахе. Тиролец спрыгивает с машины, достает гранату. За ним — егерь. — Не смей! — кричит он. — Это Вяйнемайнен, он жил давно. — Какой еще Вяйнемайнен? — Это страна Калева… это лодка из осколков веретена… — Пошел ты в задницу со своим Калева. Ты дурак или контужен в голову? — Не смей взрывать, — кричит егерь, — что ты, идиот, понимаешь в этом!.. А это древность, это страна чудес Похйола, это сам Лемминакайнен, соблазнитель женщин, это… — К черту чудеса!.. Все пригибают головы, и граната, кувыркаясь, летит в курносое лицо сказочного героя Суоми. На третий день, когда «зона пустыни» широкой горящей просекой рассекла Лапландию с запада на восток, фон Герделер вышел из «опеля», размял затекшие ноги. Он задыхался от дыма, отхаркивался серой слюной, не мог уже думать о табаке. Потемневшие небеса отражали пламя далеких пожаров, и от этого казалось, что вся Суоми охвачена громадным заревом. — Куда, куда прешь? — крикнул он шоферу одного грузовика. — Там уже Швеция!.. Машина остановилась, солдаты терли снегом закопченные лица, снимали каски — работа закончилась. — Где бы воды? — сказал фон Герделер. Он расстегнул шинель, пошел в сумерки наплывающего вечера. Где-то невдалеке журчала река, и он скоро увидел ее. Эта река была пограничной, возле моста белела будка часового. На другом — уже шведском — берегу, который заволакивало дымом горевшей Лапландии, стояли шведы. Стояли молча, не двигаясь, смотрели в сторону соседней страны. Здоровые рослые крестьянки в раздутых пестрых юбках, за которые держались здоровые дети. Деревня, видневшаяся за косогором, тоже казалась какой-то здоровой, ее дома — прочными, добротными… Вспоминая службу на рудниках Елливаре, фон Герделер слегка поклонился в сторону дружественной страны, и сказал по-шведски: — Добрый вечер! Я бы хотел купить у вас молока… Никто не шевельнулся. Дети прятали свои лица. — Я заплачу, — продолжал оберст, — хотя бы кружку… Он ступил на мост, но пограничник вдруг крикнул: — Назад. Застрелю!.. Криво усмехнувшись, фон Герделер спустился к реке, долго выбирая камень посуше. Он пил жадными глотками, и за его спиной полыхало зарево, а на другом берегу молча стояли люди. Первый десант Лейтенант Ярцев, как всегда, спокоен и гладко выбрит. Голос этого человека ровен и красив той особой звучностью, какой обладают голоса русских певцов. Но никто не знает — поет он или нет. Ярцев человек замкнутый. Скупой не только на песню, но и на слова. Говорят, что когда лейтенант стал известен в штабах Лапландской армии как лучший разведчик Северного флота, его жену, оставшуюся в Новгороде, немцы замучили в концлагере. Вот с тех пор и поскупел Ярцев на слова. |