Онлайн книга «Слово и дело. Книга 1. «Царица престрашного зраку»»
|
— Эй, люди-и-и… — позвал он в робости. Вошел маленький человек с умным взглядом, до пояса заросший волосами. На подносе в его руках качались чашки и тарелки. — Вы, сударь, кто? — спросил его Сумароков. — Я шут герцогини, по прозванью — Авессалом. — А я русский дворянин, — вспылил Сумароков, — и камер-юнкер принца Голштинского… И мне обед подает какой-то шут? Авессалом откинул волосы со лба, рассмеялся скрипуче: — Вам подает обед не шут, а польский шляхтич Лисневич, который по бедности служит в шутах. А разве в России нет шутов из дворян? Ого! Я ведь знаю их — Балакирева, Тургенева, Васикова! Петр Слиридонович поел, и снова явился Бирен — с запиской: Анна Иоанновна просила доверять Бирену, как самой себе. Сумароков передал письмо от графа Ягужинского. 150 — Ея величество, моя госпожа, сумеет отблагодарить вас… И снова громыхнули засовы на дверях. Тюрьма! — Эй, люди-и-и… — Но голос замер, сдавленный камнем. Курляндские рыцари умели строить. На крови рабов стоит тяжкий фундамент. Миллионы свежих яиц раскокали рыцари в Вирцау: желток выбросят, а белок яичный в замес опустят. И тем замесом на белках скрепят кладку. Веками оттого нерушимо стоят курляндские замки. В одной зале пируют рыцари, а за стеной человека огнем жгут. И пирующие не слышат стонов его, а мученик не слышит звона кубков и голосов веселых… * * * Настала минута, для России ответственная, как никогда. Анна Иоанновна еще раз перечла кондиции. Лицо замкнулось, посерело — не угадать, что в сердце ее бушует. На голове герцогини, словно шапка на подгулявшей бабе, съехала набок курляндская корона. Тяжело сопели над нею генералы — Голицын с Леонтьевым. — Перо мне! — велела, а глазами косить стала. Анна Иоанновна локтем по столу поерзала, примериваясь. И вдруг одним махом она те кондиции подписала: «По сему обещаюсь все безъ всякаго изъятия содержать. Анна». Раздался вой — это зарыдал Бирен: теперь Анна уедет, а рыцари залягают его здесь, как собаку, своими острыми шпорами… Кондиции подписаны! И Василий Лукич уже со смелой наглостью пошел прямо на Бирена. — Сударь, — сказал, — дела здесь вершатся русские, а посему прошу вас сие высокое собрание покинуть и более не возвращаться. Бирена он выталкивал, а сам за Анной следил: мол, как она? Анна Иоанновна — хоть бы что: по углам глазами побегала, щеки раздула и осталась любезна, как будто не друга ее выгнали: — Гости мои радостные, милости прошу откушать со мною! За столом Василий Лукич пытать ее начал: — Благо, матушка, люди здесь не чужие собрались, так поведай от чистого сердца: кто донес тебе об избрании ранее нас? — Да будет тебе, Лукич! От тебя первого радость познала… А князь Михаила Голицын локтем в салат заехал, дышал хрипло: — Тому не бывать, чтобы немцы тебе в ухо дудели… Не забывай, государыня, что ты русская, и оглядки в немецкий огород не имей! После обеда депутаты, вина для себя не пожалев, раскисли и пошли отсыпаться после качки в шлафвагене. А герцогиня, руки потирая, вся в испуге и страхах ужасных, Бирена позвала: — Что делать-то нам теперь? Подозревают нас… Бирен в ответ показал ей ключ от погребов, шепнул на ухо: — Гонец от Ягужинского… вот его и выдадим! — Ладно ль это? Ведь он с добром прибыл… — Не забывайте, — ответил Бирен, — что Сумароков камер-юнкер двора голштинского. А голштинцы имеют претендента на престол русский — «кильского ребенка»… Чего жалеть? — Да ведь забьют его, коли выдать. — А тогда, — поклонился Бирен, — вам придется выдать Левенвольде, Рейнгольд не щепетилен в вопросах чести: он выдаст русским Остермана. А… что вы будете делать без Остермана? Под вечер в замке Вирцау все неприлично зевали. Анна Иоанновна задремала. Послышались шаги. Но это был не Бирен, а Василий Лукич Долгорукий, друг старый, любитель опытный. — Лукич, в уме ли ты? — отбивалась Анна. — Я и старый-то грех с тобой едва замолила, а ты в новый меня искушаешь… И казалось Лукичу, что всходила звезда — звезда его «фамилии»! * * * Паж Брискорн вчера подслушал разговор герцогини с камергером о Сумарокове. «Какая низость… Но я же — рыцарь!» — сказал себе мальчик и разбудил волосатого шута Авессалома: — Послушай, что я узнал… Ведь мы с тобой — самые благородные люди в этом проклятом замке Вирцау! Снова грохнули тюремные засовы — Сумароков встал. — Сударь, — сказал ему Авессалом, — вам грозит опасность. Но мы ваши друзья: шут и паж… Добрый Брискорн уже приготовил вам лошадь, я проведу вас через замок, чтобы никто не видел… Паж Брискорн вручил Сумарокову поводья скакуна: — А в саквы я положил ветчины и хлеба. Прощайте! Петр Спиридонович нагнулся и поцеловал пажа в висок: — Прощай, мой мальчик. Ты — настоящий рыцарь! Анна Иоанновна снова позвала к себе Бирена: — Силушек моих нет больше. Измучили депутаты: велят признаться. Голштинского выкормыша отдать придется. А то худо нам будет. Бирен навестил депутатов, взмахнул перед ними шляпой: — Высокопоставленные и важные депутаты! Я терплю от вас множество неудобств. И — видит бог — напрасно терплю. Вы и сами сейчас убедитесь в этом. Моя госпожа, по слабости женской и простительной, не желала огорчать вас в радости. Но… (Бирен достал ключ от погребов) прошу вас, — сказал, — за мной следовать, и вы получите агента тайного. Открыли погреб — пусто: Сумарокова не было. — Ты еще дурачить нас смеешь? — закричали депутаты. Бирен пошатнулся, но тут же пришел в себя: — Он не мог отъехать далеко. А мои конюшни славятся на всю Митаву, хотя я и беден… Скачите! — Лейб-регимент — в седло! — приказал Леонтьев. Погоня настигла Сумарокова на тридцатой версте от Митавы. Впереди лейб-регимента скакал на красавице кобыле с короткой челкой дружок Сумарокова — прапорщик Артемий Макшеев. — Замри, Петька! — кричал издали. — Не хочу греха на душу брать, а мне стрелять тебя ведено… Уж ты прости меня. Служба! Вернулись в замок. Сумарокова били — и Леонтьев, и Голицын. — Я позже вас прибыл на Митаву, — клялся гонец Ягужинского. — От кого герцогиня обо всем сведала — того я не знаю. — Врешь! Говори, вор худой, кто тебя послал на Митаву? Петр Спиридонович выплюнул в ладонь зубы: — Ягужинский, — сознался. — От него ехал… Допытчики переглянулись: ого, пожива-то крупная! |