
Онлайн книга «Слово и дело. Книга 2. «Мои любезные конфиденты»»
Гриша мучился не один день: «Сразу донесть? Или чуток погодить? Страшно ведь — не прост он: кабинет-министр, во дворец вхож…» Не выдержал и посетил великого инквизитора. — Ваше превосходительство, — доложил Ушакову, — страшно мне. Ног под собой не чую от томления, а сказать желаю. И сказал, что слышал от Волынского. Андрей Иванович остался невозмутим. Губами пожевал и ответил: — Ладно. Бог с тобой. Ступай. А в спину ему добавил, словно нож под лопатку всадил: — Ты походи еще к министру… послушай, понюхай! Начал Гриша рисовать для Волынского большую картину. Примером в работе ему служило иваноникитинское «Древо государства Российского», писанное к коронованию Анны Иоанновны; тут императрица была изображена громадной, а вокруг нее мелюзгою разместились все прочие цари… Иван Никитин ладно разрисовал царицу, да не помогло: выдрали плетьми и сослали! «Как бы и мне не сгинуть», — тревожился Гриша, выводя предков министра в яблоках родословного древа… Заодно с живописью расцветал в Грише еще один могучий талант — фискальный! Такой парнишка никогда не пропадет. Глава 5
День ото дня не легче! Нежданно-негаданно под самым боком России в разбое и кровожадности вдруг выросла сильная и гигантская империя… Создал ее разбойник — шах Надир! Персия раскинула пределы свои по южным окраинам России, всех соседей ужасая, все заполоняя и покоряя. Под саблей Надира оказались в рабстве Армения, Азербайджан, Грузия, Дагестан, Афганистан, уже Грабили персы Бухару и Хиву… Весною до Петербурга дошло известие, что Надир вторгся в Индию, предал ее полному разграблению; он вступил в Дели, столипу Великих Моголов, вырезал там всех жителей поголовно и уселся на «трон павлиний». Надир спешно вывозил в Мешхед неслыханные богатства Индии, каких не имел еще ни один владыка мира. [27] А теперь, по слухам, разбойник готовит нападение на Астрахань, желая покорить себе и народы калмыцкие, русской короне подвластные. Индия, в которую так стремился покойный Кирилов — с дружбою, была предана осквернению «побытом грабительским». Страшен шах Надир в ослеплении своем! Если полчища его двинутся на Астрахань, России тех краев прикаспийских будет не отстоять. Сколько уже Остерман отдал Надиру земель на Кавказе, желая зверя задобрить, а все напрасно… Но сейчас, в чаянии похода армии к Дунаю, надо упредить нападение на Балтике со стороны Швеции. Никогда еще политика русская не была так запутана, так задергана, так бессильна. Остерман и присные его довели ее до истощения, сами тыкались из стороны в сторону, словно котята слепые. А издалека, из жасминовой тишины Версаля, наблюдали за потугами Петербурга зоркие глаза кардинала Флери. Россия видела угрозу себе уже с трех сторон: Чудовище свирепо, мерзко, Три головы подьемлет дерзко, Тремя сверкает языками, Яд изблевать уже готово! Как никогда России нужна была победа ее армий… * * * Большие дороги Европы еще с давности сохранили такую ширину, какой хватало рыцарю, чтобы проехать, держа копье поперек седла. Сейчас по ним скакали драгуны и почтальоны с офицерами. На постоялых дворах они искали Синклера или Ференца Ракоци, дабы их «анлевировать»… Русское самодержавие, чтобы выйти из тупика в политике, прибегло к наглому разбою на больших дорогах! Чума уже проникла за кордоны европейские. На карантинах проезжих осматривали. Строго следили за постояльцами в гостиницах. Одинокий путник, одетый неприметно, остановился в бреславльской гостинице «Золотая шпага», где его сразу же навестил бреславльский обер-ампт — в гневе. — Сударь, — спросил он, — известно ль вам, та) чума, сшибая шлагбаумы, уже ворвалась в земли венгерские и польские? Но я не отыскал вашего имени в кондуитах карантинных. — А разве вы знаете мое имя? — усмехнулся путник. — Так назовитесь. — Извольте. Шведский барон Малькольм Синклер, рожденный от генерала королевской службы и честной девицы Гамильтон. — А может, вы чумной… откуда знать, барон? Синклер протянул ему два паспорта сразу: — Посмотрите, кем подписаны мои пасы. Обер-ампт был поражен. Один паспорт был подписан лично королем Франции, а другой — лично королем Швеции. Чума отступила от блеска таких имен, силезский чиновник отступил от Синклера. Барон сел в карету и, в окружении почтальонов, трубящих в рога, поехал дальше. Синклер ощутил за собой погоню еще в землях голштинских, но там его не тронули. Силезия гораздо удобнее для нападения на посла шведского, ибо она подвластна Габсбургам… Еще не улеглась пыль за Синклером, как в гостиницу «Голубой олень» шумно вломились три странных путника в плащах, за ними валили по лестницам драгуны и почтальоны. Три офицера — капитан фон Кутлер, поручики Левицкий и Веселовский — неохотно показали обер-ампту свои паспорта… Боже мой! Теперь на пасах стояла подпись самого австрийского императора Карла VI, и обер-ампт вконец растерялся, он просил об одном: — Только не задерживайтесь долго в Бреславле. — Сейчас мы перекусим и поедем дальше… Они стали пить водку, приставая с вопросами: — Не проехал ли тут до нас такой майор Синклер? Обер-ампт (наивная душа) охотно им ответил: — Учтивый господин! Он только что покинул город. Офицеры сразу вскочили из-за стола: — Седлать коней! Быстро… Драгунские кони в галопе стелились над дорогой. Мчались час, два, три… — Карета, кажется, там едет. — Верно! Я слышу, как трубят рога. — Вперед, драгуны! Обнажайте палаши… Внутри кареты сидел, забившись в угол, Синклер. — Стой! — кричали всадники, заглядывая в окна. Место было пустынное. Вокруг росли кусты, в которых пели соловьи. Блеяли в отдаленье овцы да играл на тростнике пастух. Вид множества пистолетов не испугал Синклера: — Если вы разбойники и ограбление путников служит вам промыслом для жизни, то я… Я готов поделиться с вами содержимым своего кошелька. Но позвольте мне следовать далее. Кошелек его отвергли, у Синклера просили ключ: — От этого вот сундука, что вы держите на коленях. |