Онлайн книга «Баязет»
|
— Что делать? — растерялся барон. Ватнин глазами показал на огонь, пылавший в камельке. — Хорошо горит, — сказал Ватнин. — Будто в аду! В руки попалась скромная папка с надписью: «Секретно». — Постой, постой… Чей это может быть почерк? — А что там? — спросил Ватнин равнодушно. Клюгенау как-то сразу осунулся, и вдруг с его языка сорвалось такое ругательство, какое не услышишь и от пьяного казака: — Это прапорщик Латышев… Жаль, что о покойниках не принято говорить дурно! — Да что там? Растолкуй хоть… Это было досье политической слежки за штабс-капитаном Некрасовым; в документах упоминался полковник Васильев-Бешенцев, начальник жандармского управления всего Кавказского округа. Ватнин вспотел и даже испугался. — Ты тише, тише, — сказал он. — Давай и это туды же, за полковником вслед… Дело-то тут, вишь ты, какое кляузное! А я ишо этого гаденыша припекал у себя, по головке гладил. — Так нельзя, — ответил барон, закрывая папку. — Надо все это тишком передать Юрию Тимофеевичу, чтобы этот ВасильевБешенцев не явился в его жизни полной неожиданностью. Когда стемнело, Ватнин навестил Некрасова. — А я и не знал, — сказал сотник, — что о тебе начальство уже книги пишет… Эвон, почитай-кось! Некрасов прочел несколько доносов, подшитых в досье, и особенно-то не огорчился. — Свинство, конечно. Но я уже привык к тому, что в мой огород иногда заглядывают чужие рыла! Ватнин от души посоветовал: — Я, конечно, не знаю, как и что там у тебя. А только, Юрий Тимофеевич, брось ты все это… Власть, кака ни есть, она — власть, и перечить ей не моги: глотку перервут! Вот и с дочкой своей тоже я часто спорил… Некрасов похлопал сотника по колену: — Дорогой Назар Минаевич, спасибо. И за то, что выручили, и за… добрый совет от души. Но спорить со мной на эту тему не стоит. Ватнин поразмыслил, чем он может помочь хорошему человеку. Но вопрос был для него слишком сложен, и он решил, что тут не его ума дело. — Ладно, Тимофеич, ты уж не серчай, что встреваю. Пойду-ка я лучше. Отдыхай с миром… Он вышел во двор и круто повернул в сторону подземных галерей, привлеченный каким-то шумом. Егорыч, как выяснилось, ходил за водой, но воды не достал, а притащил в крепость пленного с кляпом во рту, одетого в турецкий мундир, с повязкой мусульманского полумесяца. — Что за гусь? — подошел Ватнин. — Да вот, — пояснил Егорыч, — духами пахнет, будто девка гулящая. А винишко-то во фляжке его — дурное, не приведи бог: лошаку дай хлебнуть — так он самого губернатора залягает! — Поставь его, — велел Ватнин и отвел руку назад. Казак поставил пленного на ноги, и есаул, слабо разбираясь в символике крестов и полумесяцев, тут же треснул чужака по зубам. Да так ловко получилось, что тот, залетев в угол, вдруг начал сладко зевать, словно вечер уже наступил, а постель давно разобрана. — Ход ют здеся, — буркнул Ватнин, — всякие… Воздух портют! Случайно подоспел Карабанов: посветил спичкой. — Это красный крест турецкого султана. А сам он, скорее всего, просвещенный мореплаватель… Послушайте, сэр, — поручик растолкал пленного, — что привело вас сюда? Представитель общества «Staffort-Hause» оглядел мрачные своды подземелья, по стенам которого бегали скользкие мокрицы, надолго остановился взглядом на лице Карабанова, худом и обросшем бородою. — Вы ошиблись, — ответил он по-английски, — я всего лишь наблюдатель, присланный сюда одной из редакций лондонских газет… Помогите мне подняться! Карабанов подал ему руку: — Значит, вы англичанин? — Нет, я француз. Проверили по бумагам — житель Гамбурга. — Ты не мути, — и Ватнин показал свой кулак. Под этой угрозой пришлось раскаяться во лжи. — Видите ли, я… испанец, — ответил вдруг немец по-русски, но с каким-то акцентом. — Родился в Кракове, долго жил в Выборге, после чего уехал воевать в Мексику. — А это где? — спросил Ватнин, вытягивая револьвер наружу и внушительно щелкая курком. Пленный упал на колени. — Я сказал правду! — крикнул он Карабанову. — Сохраните мне жизнь, и я обещаю скинуть этот мундир. Я сегодня же уеду в Египет, где меня ждет невеста из богатой семьи алжирских евреев! Карабанов придержал револьвер в руке есаула. — Простите, — извинился он, — но я так и не понял, какой же национальности будут ваши дети? — Очевидно, греческой, ибо моя сестра замужем за фанариотом и зовет меня после свадьбы жить в Афинах. — А это где? — спросил Ватнин. — Это уже в Греции, сотник, — пояснил Карабанов. — Он совсем, видать, запутался, этот малый. Черт с ним, нам из его продажной шкуры даже лаптей не сплести… Пускай ползет куда хочет. Я спать пойду… Карабанов ушел, и человек Вселенной, над головой которого прошумело столько знамен, быстро юркнул в амбразуру, поспешно скрываясь в ночи. Егорыч, до этого времени молчавший, нащупал на мушку винтовки его согнутую от страха спину, и выстрел эхом заблуждал в подземелье. — Даром я тащил его, што ли? — сказал казак, и Ватнин с ним согласился. — Так-то, — сказал, — оно и вернее будет… Прошел есаул в свою клетушку, затеплил фитиль. Сапоги снимать не стал, подложил под ноги лошадиную попону; старенькая койка заскрипела под его грузным телом. — Почитаем… Хвать рукой — а книжицы-то и нету: видать, курят уже, стервецы. Ругаясь, Ватнин поднялся на фас. В слабо освещенном угловом каземате светился огонек чьей-то цигарки. — Ты, Дениска? — спросил Ватнин. — Я, сотник… Ватнин выдернул из зубов казака цигарку. Высыпал табак, развернул обгоревшую бумажонку. Прочел: «…глазами гляди весело, отвечай бодро…» Перевернул бумажку с другой стороны: «…ногу ставь плотно, каблука не жалея…» Ватнин ткнул бумажкой в нос Дениске: — Она? — Мой грех, — сознался казак. — И табачку не стало во что завернуть. А корочку-то мы не скурили. Вот она, ваше благородие, зелененькая! Ватнин треснул Дениску по башке переплетом: — До чего же ты… беспокойный! .. .Одиннадцатый день осады. За черным окном караван-сарая копошится вертеп, изъязвленный варварством и корыстью, населенный рабами и тиранами, собаками и нищими. Баязет раскинулся на перепутье пограничных транзитов России, Персии, Турции, и в эту клоаку, при каждом волнении, сливаются мерзкие накипи трех государств. Россия отряхнула здесь отребья банд Шамиля, злодейства Аббасов и Надиров выплеснули в лохань Араратской долины гнуснейший фанатизм сектантских раздоров. Как могильные черви, копошится вся эта сволочь на догнивающем трупе Блистательной Порты, и не спрашивайте больше, откуда берется чума. Вот из таких трущоб она и расползается с караванами, чтобы дальше развозиться по Европе на кораблях. |