
Онлайн книга «Баязет»
Княжна Долли брезгливо отряхнулась: — Впрочем, вы были так пьяны… фи! А что касается моей любовной связи с князем Витгенштейном, так это позвольте мне самой решать… «Что же я там натворил вчера? » — мучительно раздумывал Карабанов, а жернова крутились все быстрее, вовлекая его в свою работу, перетирая его в порошок… Он посмотрел на кузину: она стремительно двигалась по комнате, ее крохотные ладошки, которым он всегда так умилялся, были злобно сведены в кулачки. Наконец она села перед ним. — Давайте думать, — сказала она. — О чем думать? — О вас, мой друг. Мы же ведь не чужие люди… Легко сказать — начинайте думать, когда в голове нет ни одной мысли, только тупое отчаяние, словно стоишь перед высоченной стеной и знаешь, что под нее не подлезть, а тем более не перелезть. — Скажите, — жалобно попросил Андрей, — неужели все это правда? — Что? — То, что вы… и князь? — Да о чем вы говорите! — крикнула Долли. — Дело идет о вашей жизни, а вы о князе. Ведь не можете же вы ревновать меня к нему… Думайте, Андре! Думайте. Андрей закрыл глаза и покачнулся. — Я бы хотел вернуться в Баязет, — сказал он. — Как там было… хорошо! — Надо вернуться в Петербург, — топнула княжна ногой. — Но только не допустить дуэли… — Зачем? — тупо спросил Карабанов. — Не будете же вы драться? Карабанов сначала сел против кузины, потом медленно опустился с кресла и подполз к Долли. Уронив голову в ее теплые колени, он расплакался. — Буду… буду! — кричал он, мотая головой. — Как вы не поймете, что буду? .. Я не могу теперь… Долли подняла его голову, поцеловала в лоб. — Вы… мужчины! — сказала она с презрением. — До чего же вы слабые создания… Легко быть смелым на войне, но попробовали бы вы быть смелыми в будни! Нет, вы гордитесь своими рубцами и шрамами, полученными в дурацких бойнях, но когда случается беда, вы на коленях подползаете к нам… Зачем? Карабанов встал. — Я буду драться, — сказал он. — После Баязета мне убить человека — раз плюнуть! Прощайте, княжна. Вы удивительная женщина! .. Карабанов тут же отправился на почту и по дороге долго перебирал в памяти имена людей, на которых он мог бы положиться. И оказалось, что он знает только одного такого человека — барона Клюгенау, которому и отправил телеграмму следующего содержания: «Вы любите наблюдать жизнь. Приезжайте скорее, и вы станете свидетелем необыкновенного зрелища. Всегда ваш Андрей Карабанов». Клюгенау вскоре приехал. Выслушав подробности, он не сразу согласился играть роль секунданта. — Я давно завидую мудрости древних, — сказала он. — Как было все хорошо и просто. Известный циник Крат однажды получил по морде. Выходя гулять, он стал навешивать на место синяка дощечку, на который было написано: «В это место меня ударил Никодромос! » И все афиняне были на стороне циника, возмущаясь поступком Никодромоса. Чтобы и вашему князю ограничиться привешиванием дощечки! — Не мудрствуйте, барон, лукаво. Ему теперь пришлось бы навешивать несколько дощечек. Клюгенау крепко задумался: — Да-а, это весьма прискорбно. Мне, честно говоря, не хотелось бы видеть вас в гробу, Карабанов… Однако я со своей стороны приложу все старания, чтобы вам, как писал Пушкин, было «приятно целить в бледный лоб! »… 7 В книгах, прочитанных в далеком детстве и снова встреченных уже в зрелом возрасте, всегда есть какая-то нежная прелесть, словно в первой любви. Карабанов до полуночи перечитывал стихи Ершова и завидовал дурачку Ивану — хорошо ему было скакать на своем Горбунке в сказочном царстве! Но время уже близилось к рассвету, и дочитать альбом со стихами не было сил. Листанул его Андрей от конца и прочел последнее: Враги умолкли — слава богу, Друзья ушли — счастливый путь. Осталась жизнь, но понемногу И с ней управлюсь как-нибудь… Это ему понравилось, он подчеркнул стихи ногтем и, поворачиваясь носом к стенке, сказал: — Ничего… управлюсь! Его разбудил Клюгенау: — Вставайте, Карабанов. пора.. Наскоро умылся Андрей свежей водой, есть ничего не стал — на случай ранения в живот (Баязет его многому научил), и они спустились вниз, где их ждала коляска. — Не опоздаем? — спросил Андрей. Его тревожило время: опоздай они всего на десять минут, а поединок может считаться проигранным, так как не явившийся в срок считайте струсившим. Клюгенау сладко зевал в ладошку: — Успеем… Дорога была пустынна. На травах лежала серебристая роса, в долинах тонкими волокнами расползался туман. За поворотом начиналась глубокая лощина, заросшая сосняком. Скоро они нагнали коляску, в которой ехал врач. — Не надо спешить, — сказал доктор, — мы как раз поспеем. Я вам, господин поручик, тревожиться тоже не стоит. Я забыл, когда последний раз лечил людей, — поверьте, вот уже скоро тридцать два года, как только выезжаю на дуэли. Пули я извлекаю с такой же легкостью, с какой вы их всаживаете один в другого. На ровной зеленой лужайке, окруженной лесом, их уже ждали. Унгерн-Витгсштейн молча поклонился Карабанову и отошел в сторону. Оде де Сион, его секундант, сразу же начал проверять пистолеты из ящика Клюгенау. Мишка Уваров тоже был здесь: сидя в коляске, кусал ногти, посматривал на всех подозрительно. — Ехал бы ты, — сказал ему Карабанов. — А то еще, как свидетель, под церковное покаяние попадешь. — Случайный свидетель не попадает, — ответил Мишка, как видно, знакомый с законами Российской империи о дуэлях. Клюгенау, застегнутый на все пуговицы, с часами в руке, подошел к Андрею, присел на корточки, достал пистолеты. — По жребию, — сказал он неохотно. — Будете стреляться по жребию… Хотели сначала через шарф, да не рискнули, не успеешь и дернуться, как в тебя влетит. Дистанция мала, да и порох не тот, что в старые времена! .. Пистолеты блеснули в его руках прохладной синевою. — Приготовьтесь, Карабанов, сейчас начнем… Мой коллега уже толкует что-то с вашим противником! Кажется, ставит… Дуэльный кодекс в России всегда совершенствовался со стихийной быстротой, и одно из его неписаных правил касалось ног секундантов, которые отмеряли дистанцию боя. Рекомендовалось выбирать для этого секунданта с большим шагом, но и Клюгенау и его коллега, Оде де Сион, были, как на грех, людьми низкорослыми, и тогда обратились к Уварову: |