Онлайн книга «Из тупика»
|
— И генерал Миллер… с нами? — Да. Каюта для него уже забронирована. Он просил ближе к мидель-шпангоуту, где меньше будет трясти на ломке льда. — Наконец… армия? — спросил Басалаго. — Армия разложилась и не стоит наших забот о ней. — Но, — дополнил Басалаго, — в городе немало людей, которые за сотрудничество с союзниками будут подвергнуты большевиками различным жестоким карам… Длинные бледные пальцы Виккорста с розовыми ногтями чистых рук отбили нервную дробь. — Я думаю, — ответил он, поразмыслив, — что во многих наших бедах повинна… Англия! Потому-то парламент этой страны морально обязан выступить против Красной Армии с дипломатические демаршем… Вам же, лейтенант, тоже будет отведена каюта! Я сказал, кажется, все. Можете идти! Но Басалаго не уходил. — Торопитесь на «Минина», лейтенант, — напомнил адмирал. — Мне, — ответил Басалаго, — необходимы две каюты. — Это слишком роскошно… Для кого? — Но вы ведь знаете, что я не один. Я полон надежд, и княгиня Вадбольская с дочерью… Я не могу один! Я уже однажды вычеркнул, имя этой женщины из списков, она осталась, и теперь… Я требую для себя две каюты… Адмирал прошел через кабинет, поправил в печи полено вычурной старинной кочергой. — Такую женщину (он сказал «шеншину»), вы правы, мой друг, никак нельзя оставлять большевикам… Хорошо, пусть будет так. Две каюты… И всё — тайно, никто не должен знать, что мы уходим. Иначе нас сомнут… Лейтенант! — вдруг выпрямился Виккорст на фоне печных изразцов. — Есть! — Душевным слабостям сейчас не место, — наставлял его адмирал. — Людей много хороших, но всех не забрать. Вы должны ожесточить свое сердце. Не проговоритесь. Только княгиня! Только ее маленькая княжна! Только в виде исключения к вам и к вашим заслугам на Мурмане… Теперь — не мешкайте! Слишком много знал лейтенант Басалаго, чтобы его можно было оставить в Архангельске; потому-то он будет спасен. Вместе с ним отбудут в счастливое изгнание за океан красивая женщина с красивой девочкой. И там, вдали от родины, он сумеет наступить на жестокое сердце — он вырвет с кровью любовь для себя. «Было время, — размышлял Басалаго, направляясь на „Минин“, — и я покорил весь Мурман… Неужели же теперь не смогу покорить одинокую женщину с ребенком на руках?» — О-о, это отчаяние! — И он поднялся по сходне на ледокол. * * * В полном отчаянии «правительство спасения» стало искать преемников власти. Это был момент, когда власть хотели спихнуть кому угодно — хоть дворнику, хоть трубочисту… Увы, добровольцев на это дело не находилась! Никто теперь в Архангельске не желал хоть один денек побыть министром! Кажется, доля завидная? Был министром — это звучит весомо. Так и будешь до старости писать в анкетах: «был министром». Но вот как раз сейчас никто и не желал пачкать свою анкету… Тогда эсер Борька Соколов предложил: — Есть же люди, которые в славную годовщину «великой и бескровной» революции выступали с большевистскими речами? За это вы, Евгений Карлович, необоснованно закатали их на пятнадцать лет каторги… Помните такой грех за собою? — Я же их недавно и освободил! — надулся Миллер. — Вот эти люди, — продолжал Соколов, — как настроенные пробольшевистски, ближе всего подходят к настоящей ситуации. Они — работники профсоюзов, и потому власть в области следует передать профсоюзам… — На этом и порешили: быть по сему — вся власть профсоюзам! Профсоюзы Архангельска брали власть при условии, что никто из их состава не будет (по старинке) арестован Миллером, что они проведут в городе митинги с призывом к мирному поведению. — А мы, кажется, уходим, — сознался Миллер. — Это неудобно говорить, но обстоятельства сложились непредвиденные… — Ваш уход меняет все дело, — ответили работники профсоюза. — Тогда мы просим, чтобы главнокомандующим в городе оставался полковник Констанди, как самый авторитетный, в армии человек… Евгений Карлович чуть не упал на колени перед полковником: — Сергей Петрович… спасите! — Кого? — Правительство! — Пошло оно к черту, это правительство. — Армию, Сергей Петрович… армию спасите! Констанди понял: его оставляют заложником. — Ладно, — нервно ответил он. — Я остаюсь… …Буксирные ледоколы, отчаянно дымя, с грохотом обламывали звонкий панцирь вокруг бортов тяжелого, будто уснувшего «Кузьмы Минина». Рвались петарды, забитые в глубину льда сверлами, легкие трескучие взрывы освобождали винты и рули. Скоро «Минин» задымил, и вот он, качнувшись, уже окантован черной чистой водой. Никто ничего не знал толком. Все было тихо и мирно. Команде сказали: пойдут обколоть лед на запани Маймаксы и вернутся обратно. По Архангельску, словно вымершему, ходили одинокие люди, в пивных они грелись, делясь шепотком: — Седьмой полк, краса и гордость, сдался тоже… — Красные уже в Емце, мой кум ездил с рыбой, так видел их! — А где же наши бронепоезда? «Колчак»? «Деникин»? — Э-э, вспомнил когда… У них — «Зенитка»! — Зенитка? Это как понимать, Сидор Карпыч? — Такой «Бепо» у красных, пришел из Питера, по названью своему «Зенитка». Три наших «Бепо» взял в плен, сам с ними сцепился буксами на Плесецкой, и теперь, люди сказывают, кила получилась — с версту длиной. Вот он и шпарит по Холмогорам… — Неужто сдадут? — Чего уж там! Почитай, давно сдали… — Кубыть, сразу не повесят? — опасались некоторые. — Чека ихняя — ой, не приведи бог! Живьем жарит. — Да нам-то кой хрен, Пантелеич, с Чеки ихней? Мы с тобой, друг сердешный, как ловили сельдя ране, так и ныне словим… Посуди сам: рази без нас большаки обойдутся? Да ни в жись! Где им! Мы же сельдя ловим… * * * Лейтенант Басалаго, одетый в полушубок с погонами флотского офицера, приехал в Немецкую слободу на извозчике. Поднялся по скрипучей лесенке на второй этаж чистенького домика с мезонином. Как хорошо пахло самоварной лучиной, как сквозило Русью, сладостной Русью, через гардины окошек — прямо в снег, прямо в блеск, прямо в изморозь… Хорошо! И стало печально: «Россия! Неужто же сказать тебе — прощай, и — навсегда прощай?» А за стеною стрекотала, как всегда, швейная машинка, и пела одинокая швея, которой никто никогда не видел. Пела, плакала, убивалась: Почто меня не любите, Почто иных щадите, Невесту юну губите, Других с добра дарите? На пороге комнаты Басалаго показал на часы: |