Онлайн книга «Из тупика»
|
Где же ты, Шестая? Тебя как ждут! * * * Звонок по телефону. Констанди попросили к аппарату: — С вами будет сейчас говорить станция Плесецкая… Сергей Петрович медленно поднялся из-за стола. «Плесецкая? Нет ли ошибки?» Ведь на станции Плесецкая, полковник знал это точно, стояли три бронепоезда большевиков. — Нет, именно вас! Он подошел: — У аппарата полковник Констанди. В ответ — голос: — С вами говорит комиссар армии и работник ВЧК Самокин… Именем Советской власти приказываем: прибыть срочно на станцию Плесецкая! — Слушаюсь, — по-военному четко ответил Констанди. А отойдя от аппарата, вытер пот — предсмертный. — Неужели вы поедете? — спросили его. Констанци чуть не дал пощечину за подобный вопрос. — А неужели не поеду? — ответил он. — Как вы смеете думать, что полковник Констанди трус? Поеду… Он попрощался с женой, с детьми. — Сережа, — убивалась жена, — умоляю… лесом, лесом! Еще можно за деньги достать сани. Наши дети… подумай! — Вот ради наших детей и поеду… Шумом и гамом оглушила его Плесецкая — боевой лагерь Шестой армии. Скромный состав из Архангельска вклинился в бестолочь станционных путей, в неразбериху военных теплушек. Полковник Констанди — в офицерской бекеше, с мерлушковой папахой на голове — долго крутился по перрону. — Как мне найти товарища Самокина? — спрашивал. Его провели к Самокину. — День добрый, Констанди, я вас жду. Садитесь, пожалуйста… Рассказывайте, что там у вас в Архангельске? — Здравствуйте, — ответил Констанди и долго рассказывал. Самокин все внимательно выслушал. — Ну-с, — сказал, — теперь дело за вами… Констанди рванул с пояса кобуру, швырнул оружие на стол. — Я понимаю, — ответил. — И я… готов! Самокин спрятал оружие в стол. — Это замечательно, что вы готовы… — Куда идти? — спросил его полковник. — Вы… о чем? — Я же понимаю: меня сейчас — под насыпь! — Вы ошиблись, — возразил Самокин даже с какой-то заметной обидой в голосе. — Мы вас под насыпь не бросим. Мы имеем приказ… Строгий приказ из Центра, от нашей партии. — И что же в этом приказе, если не секрет? — Секрета нет… А приказ таков: не мстить. И тогда Констанди рухнул как сноп. Он не выдержал… Когда же пришел в себя — сказал: — Извините за слабость… Но ведь вам, наверное, известно, что именно я, полковник Констанди, возглавил недавнее наступление на вашу Шестую! И вы бежали… бежали от меня! — Так что с того? — ответил ему Самокин. — Вы же — солдат. Вы были одним из самых опасных наших врагов. Но вы только… солдат! Вы не предавали русский народ, вы не участвовали в заговорах против Советской власти. Вы только воевали с нами. За это мстить вам мы не станем! ВЧК покарает тех, кто вел себя преступно по отношению к народу… У вас семья? — Да. Семья. — Можете позвонить от меня жене. Она, конечно, волнуется, я ее хорошо понимаю, — сказал Самокин. Констанди подключили на архангельский провод. — Это я, — выговорил он. — Дорогая, я тебя обнимаю. Обними и наших детей. Я здесь… Нет, нет, это я… это я! И передал в растерянности трубку Самокину: — Она не верит, что я жив… Убедите ее сами! Самокин перенял трубку: — Полковник, назовите мне ваше любимое блюдо… к ужину! — Пилав… еще по службе в Ташкенте привык. — Алло! — произнес в трубку Самокин. — Мадам Констанди, с вами говорят из ВЧК… Нам желательно, чтобы к вечеру, к возвращению вашего супруга, вы приготовили ему ташкентский пилав, как это вы одна только умеете… До завтра, мадам! После чего Самокин отдал Констанди распоряжение: — Сейчас вернетесь в Архангельск и приготовите все к приходу частей Красной Армии. То есть: оружие должно быть собрано, проверено, смазано, отремонтировано. Составьте опись всех воинских чинов. Каждый солдат и офицер бывшей армии Миллера обязан осознать свое прошлое… Нет, мы, повторяю, мстить никому не будем. Так и передайте вашим людям. — Что же будет с нами далее? — Будете работать. По восстановлению всего, что разрушено за годы войны. Если же вас не устроит жизнь в новой России, можете покинуть ее. Насильно держать в стране социализма мы никого не станем… Констанди долго стоял с опущенной головой: — Если бы мы знали… Если бы мы только знали все, что вы мне сейчас сказали. Поверьте! Мы бы не держали свой фронт так упорно все эти проклятые годы, в крови и вшах! — Теперь об этом говорить уже поздно, — ответил ему Самокин. — Вы этот фронт держали, вы этот фронт и сдали. Исторически этот проклятый вопрос сложился именно так… Констанди повернулся к дверям, но Самокин вдруг задержал его: — Впрочем, постойте… Вам предстоит работа ответственная, со стороны своих же людей вы можете встретить и сопротивление. Я понимаю, что оружие вам сейчас пригодится. Возьмите его! А когда мы придем в Архангельск, вы его сдадите. Вместе со всеми. По списку. Уже вычищенным. Как и положено… Полковник вернулся в Архангельск, шатаясь от сознания того, что он жив. Не сон ли это?.. И пожалуй, еще никогда Констанди не исполнял так ретиво приказа — приказа большевиков. Оружие было собрано. Войска построены. Все ждали… Члены Архангельского правительства, между прочим, рассылали по миру поспешные радиограммы, обвиняя Миллера в диктатуре, алчности, кровожадности и прочих грехах. * * * Радиостанция ледокола «Минин» все эти вопли перехватывала своими антеннами, и генерал Миллер внимательно изучал проклятья, посылаемые ему вдогонку из Архангельска. — Но это нечестно! — возмущался Евгений Карлович. — Я обязательно выступлю в печати с мемуарами и опровергну все эти подлые выдумки. Этот номер им не пройдет! Я буду апеллировать к генералу Пулю и Айронсайду… к послам Линдлею, Нулансу, маркизу Мамура, Спалайковичу и Френсису. Я не расстреливал никого, — это они, сукины дети, расстреливали!! А если бы я победил большевиков, так они бы меня благословляли… Я знаю эту компанию! Наконец пришла радиограмма, обвинявшая генерала в ограблении кассы трудящихся. — Каких трудящихся? — удивился Миллер. — Что с них взять-то, с этих трудящихся! Сами же их обчистили, а на меня сваливают. — И он расстегнул свой кошелек. — Передайте открытым клером в эфир, пусть весь земной шар знает, что у меня в кошельке пять долларов, два фунта британских, три франка и один золотой имперский — как амулет моей маменьки… Всё! |