Онлайн книга «Моонзунд»
|
Близился конец кампании. Похолодало. Иногда подмораживало. * * * Шкала Бофорта все предусмотрела: когда ветер от пяти баллов, начнет поджимать к семи, тогда штурмана еще спокойны. – Свежий ветер переходит в крепкий, – говорят они. Чашечки анемометров начинают вращаться с такой быстротой, что не видны простому глазу. Жмет под восемь баллов. – Очень крепкий, – говорят штурмана. Скорость ветра уже за 20 метров в секунду, и – тогда: – Шторм… Эсминцы – как длинные скользкие рыбины, всплывшие подышать на поверхность моря. С мостиков видно, как под ударами волн они изгибаются изношенными телами стальных корпусов. Штормовые леера, протянутые над ними как бельевые веревки, то провисают над палубой в дугу, а то натягиваются в дрожащие гитарные струны. – Ох и гнемся! – сказал адмирал Трухачев, глянув вниз. – Шпангоута два нам сегодня сомнет, – согласился Грапф. – Мы уже мятые, – невозмутимо заметил Артеньев… Под палубой «Новика» засел эскадрон спешенных драгун. – Ну, как там они? – интересовались на мостике. – Да понемножку травят. Спрашивают у наших матросов, сколько за такую каторгу платят… Мористее шла величавая «Слава», ветер теребил на ее пушках громадные парусины чехлов. Черпали воду низкими бортами канлодки «Грозящий» и «Храбрый». С палубы авиаматки «Орлица», словно короткие мечи, срывались в небо юркие «ньюпоры» на поплавках. В кабинах самолетов сидели рыцари без страха и упрека – с погонами мичманов на плечах кожаных курток; мамы у этих ребят были еще такими молодыми, что не грех за ними и поухаживать. Над кораблями запускали змея с наблюдателем, и змей парил в облаках, а в его четком квадрате виднелась фигурка человека – распятая, как Иисус Христос на кресте… Смелый дядька, ничего не скажешь! – Вообще-то, – заметил адмирал Трухачев, зябко поеживаясь, – кажется по всему, что небесная проблема еще не разрешена: кто победит в этом споре – воздухоплавание или же воздухолетание? За мысом Домеснес, прикрытые калибром «Славы», корабли сбросили на курляндский берег матросский десант. Пошли на берег и зеленые от качки драгуны, быстро оживляясь при виде твердой землицы. Вдоль побережья началась дикая битва на штыках, и немцы бежали. Балтийцы взорвали форты и батареи врага. Пулеметная команда добровольцев со «Славы» разогнала всех немцев по лесам и болотам. Гоня перед собой большое скопище пленных, десант вернулся на корабли… Отличная была операция! Потом корабли ушли под Ригу и стали гвоздить оборону противника. Казалось, русский флот хотел возместить в войне то, чего не хватало армии, – снарядов они не жалели! «Слава» с эсминцами густо клала свои залпы в глубину. На семнадцать километров от моря корабли перемешали с землей и навозом немецкие блиндажи, в которых немцами было припасено на зиму все, начиная от дойных коров и кончая роялями. Неожиданно для всех над рубками «Славы» фукнуло огнем (издали – словно чиркнули спичкой). Броненосец пошатнулся всей своей многотонной массой, а пушки его замолки. Трухачев заволновался: – Сигнальцы! Отщелкайте им: «Что у вас. Вопрос». Мостик «Славы» не отвечал. Начальник Минной дивизий велел Артеньеву быстро смотаться на линкор катером – выяснить. – Будет исполнено, Павел Львович… Случайный снаряд, пущенный с берега наугад, оказался роковым. Он влетел через броневую прорезь внутрь боевой рубки. В самой гуще людей и техники он лопнул, опустошая все вокруг себя. При Артеньеве лопатой выгребали то, что осталось от людей. Одному матросу-визирщику срезало осколком лицо и влепило его в броню с такой страшной силой, что искаженное ужасом лицо – отдельно от человека – повисло на переборке, словно портрет в рамке из заклепок. Артеньев поднял из-под ног орден Владимира с мечами. – Это флагарта, – пояснил сигнальщик. – Кавторанг Свиньин при орденах и кортике был. А наш… так. Он не сиял. «Слава» потеряла своего отважного командира. И вспомнил тут Сергей Николаевич, как любил говаривать о себе скромный умница каперанг Вяземский: «Я не сиятельный – я старательный…» Катером Артеньев быстро вернулся на свой эсминец. – Ну, что там, старшой? – тревожно спросил его Трухачев. – Как японская шимоза. Изрубило людей в сечку. Всех! – Ну-у, так уж и всех? – не поверил фон Грапф. – Всех, кто был в рубке. Восемь матросов еще живы. Но кто без руки, кто без глаз… Я же говорю вам – в сечку! Адмирал снял фуражку, крестясь богомольно. Губы его, серые от холода, вытаптывали молитвы. Грапф от телеграфа крикнул: – Павел Львович, накройтесь… простудитесь! – Тут людей на лопате гребут, а вы мне о простуде. Воображения у вас нет, Гарольд Карлович… «Слава» опять ожила и открыла огонь по врагу. Оттуда передавали, оповещая флот, что в командование линкором вступил лейтенант Марков. Никто этого Маркова не знал, но «Слава» стреляла при нем отлично – как и при Вяземском… Над Балтикой летел ветер – то свежий, то крепкий. Корабли возвращались, имея по левому траверзу Кеммерн. – Курортный сезон закрыт, – печально произнес Трухачев. – А ведь еще недавно тут кипела жизнь. Боже, сколько здесь мол жена истратила денег на разную чепуху. А моя дочка перед войной первое свое стихотворение напечатала в «Кеммернском сезонном листке». Не думаю, конечно, чтобы из нее получилась новая Сафо… Гарольд Карлович, – сказал он, – я спущусь. Извините. Озяб. Артеньев напутствовал начальника Минной дивизии: – Осторожнее на срезе полубака, там моет волна. – Кого учишь? – буркнул Трухачев. – Старого миноносника? Под запотевшим стеклом кренометра неровными скачками гуляла стрелка. «Новик» широко мотнуло на очередной волне, и Трухачева всплеском воды из-за борта сорвало с переходного трапа. Даже на мостике услышали сочный шлепок адмиральского тела – будто кусок сырого мяса швырнули на прилавок. Артеньев видел все это с высоты и сорвал трубку телефона. – Док! – сообщил в лазарет. – С носилками под полубак! – А что там стряслось? – спросил сонный голос. – Обычная история на миноносцах… Подхватив Трухачева с палубы, матросы затащили его в кают-компанию, положили на диван. В зрачках иллюминаторов колебалась сизая плоть воды. Доктор прибежал, растерянный спросонья, рвал на адмирале штанину, было видно – перелом ноги. – Вам не повезло, Павел Львович: возле бедра! – Боже, – переживал Трухачев. – В такое время… Чтобы сдать адмирала в хороший госпиталь, «Новик» зашел в Ригу, зашвартовался прямо к набережной. Здесь уже поджидал их штабной автомобиль марки «рено», в котором сидел Колчак. |