Онлайн книга «Семилетка поиска»
|
– Мне тоже надо на деловую встречу, пошли твои цветы возьмем из номера… – предложил он, и глаза ясно показали: сейчас мы окажемся в постели, потому что сейчас я этого захотел, и тогда ты поймешь, какая ты дура. – Принеси, я здесь подожду, – ехидно ответила она тоном «а вот теперь уже я не хочу». – Что за радость – всегда попадать мимо нот? – пожал он плечами. – Мимо твоих нот… – усмехнулась она. – Кастраты, между прочим, поют по нотам и живут на 15 лет дольше обычных мужчин. – И на фига такая жизнь? Он вернулся с комнатным цветком в алом горшке, в землю которого были натыканы мелкие алые розы. Весь этот пылающий беспредел был упакован в целлофан и разукрашен алыми бантиками. – Bay! – развеселилась Елена. – Такие фигульки безъюбочные фанатки дарят Алле Пугачевой! Неужто я доросла до такого внимания?! – Нет, конечно! Это авансом. – А как же это нести на мороз? – А его когда паковали, я попросил, чтоб побрызгали специальным составом антистрессовым. – Каким? – Деревня! В любом приличном цветочном киоске есть антистрессовая жидкость для цветов, чтоб на мороз выносить! И тут с Еленой снова случилась истерика, почти как на улице Рима: она хохотала, вытирала слезы салфеткой и приговаривала: – Нельзя ли меня тоже отнести в цветочный киоск и побрызгать антистрессовой жидкостью? Зябликов терпеливо стоял напротив с горшком в руках, а барменша, с изумлением подслушивающая их диалог, не понимая в нем и половины слов, жалостливо разглядывала Елену. Мол, такая приличная дамочка и так надралась прямо посреди дня. Когда ехали в такси, Елена доверительно прижалась к Зябликову. Он молчал и перебирал ее волосы. Подумала: как ему идет молчать и перебирать волосы. Он вообще в любви телесно ориентированный, касается правильней, чем говорит и смотрит. – Как ты хорош, когда молчишь, – спровоцировала она. – Ага. Поймал Герасим золотую рыбку, и стало у него три коровы… Когда подъезжали к ее дому, обнялись и поняли, что «вот бы сейчас оказаться в постели». Но все было слишком сложносочиненно, каждый понимал, что если начнет обсуждение перемены маршрута, то он проиграл, потому что другой ответит таким ехидным пинком, что мало не покажется. Когда затормозили у ее подъезда, он достал из кармана коробку с парфюмом: – Вот, чуть не забыл. Бабам же полагается что-то дарить. – Ну, раз полагается… – расхохоталась она и взяла коробку в руки. – Пока, – сказал он, по-отечески целуя ее в лоб. – Ты меня давишь, как танк… Следы по всему телу. – Завтра в «Рэдиссон» в два крутая тусовка, от олигархов будет тесно. Взять тебя? – Возьми, конечно. Модные дамы ведь ходят в свет со своими болонками. – Ладно, возьму, – кивнула она, прижимая шуршащий целлофан с цветком к груди. – Только болонкам полагается не тявкать особенно громко. Позвони. – Одно слово, шалая баба, – нежно сказал Зябликов на прощанье. Елена зашла в квартиру, разделась, освободила цветок от бантов и упаковки, рассмотрела коробку от духов, набрала Катин мобильный: – Кать, меня там никто не шукал? – Замик вился, я ему сказала, что пошла бомбардировщики изучать, он сделал лицо и свалил в сауну с девочками. – Кать, у духов «Селите» какой запах? – Коробочка красенькая? – Не-а, белая строгая. – Не помню… Никогда не открывай духи, если не знаешь запаха. А вдруг окажется говно? Лучше подари кому-нибудь… – Договорились. Подарю тебе на Восьмое марта. Готовься. – Лен, я вот думаю. Ты в сорок лет коротко подстриглась, надела деловые пиджаки. А в сорок пять проснулась, отпустила волосы и пошла вразнос. Да? – Да. И что? Осуждаешь? – Не, просто думаю, может, и мне не поздно? – Ура! Лед тронулся, присяжные заседатели. Теперь я вижу, что больше всего пользы мой развод с Каравановым принес тебе! – Да вы с Каравановым просто убогие крошки… – надулась Катя и положила трубку. Тут как раз позвонил Караванов и робко спросил: – Скажи, тебе зеленое шерстяное одеяло не нужно? – Нет, а что? – удивилась она. – Да ты понимаешь, тут ко мне гости приезжают – а укрыть нечем. – Да забирай на здоровье! Только оно колючее и противное… – Честно говоря, ты же знаешь, всем моим женщинам холодно под моим тоненьким одеялом, – сознался он каким-то побитым голосом. – Про всех не знаю. Со всеми твоими женщинами я не спала. Отвечаю только за себя. А у тебя морковь-любовь? – обрадовалась Елена. – Ну нет, скорее половая дружба. Тетенька приезжает из другого города, по Интернету познакомился. А у тебя как личная жизнь? – Да хреново! – раздраженно призналась она. – Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… одного придурка. Караванов молчал. Он не только говорил не так, как Елена, он и молчал по-другому. Было слышно, что он думает. – Может, он не такой уж придурок? У тебя ведь есть всего два мнения: твое и неправильное, – заговорил Караванов. – Да запуталась я, вроде совсем не нужен, а просыпаюсь с его лицом на сетчатке! Все без эксцессов, но душит экзистенциальная тоска. Просто диагноз… – Незнание диагноза не освобождает от лечения. В этот момент в двери повернулся ключ. – Ладно, звони, когда будешь рядом, я или Лидка одеялку выдадут. Пока. – Пока. Елена вышла в коридор, там разувалась дочка с глазами мышки, пришедшей в гости к кошке. – На работу не звонила, в мазволей за пирогом не ездила… Можешь родить меня обратно! – предложила она, хлопая невинными глазами. – Куда ж такую дылду обратно рожать? – вздохнула Елена. – Да… что бы мы о себе ни думали, нас всегда выдадут наши дети! – Надо иметь мужество, чтобы любить то, что мы сами родили и испохабили! – ответила Лида и достала из сумки пакет роскошного печенья. – Это нам с тобой гуманитарная помощь от моего Вадика. Чтобы надрыв уменьшился ровно на пачку печенья. Но это не означает перемирия… – Перемирия? – удивилась Елена, залезая в пакет. – Наверное, зря сказала… – покачала головой Лида. – Наверное, зря принесла, – эхом откликнулась Елена, и они захохотали и обнялись. – Знаешь, у меня сначала была жуть, что крошка помрет с голоду. Теперь жуть потихоньку уходит… – Ну, я сначала хотела немножечко помереть, чтоб тебе угодить, потом передумала. Это было фигурой вежливости… Видишь, какие-то продукты покупаю. Правда, без изысков. |